Мы движемся друг другу навстречу, он кусает мой правый сосок, потом целует левый, продолжая толкаться в меня окаменевшим пахом. Я вижу внушительный холм, образовавшийся в его серых брюках. Мне хочется к нему прикоснуться, но я не решаюсь.
Проходит совсем немного времени и меня разрывает на куски. Иногда в тиши своей постели я играю с собой, бывает, но … Но это совершенно иначе. То, что я испытываю сейчас гораздо сильнее, ярче, мощнее. Это конец света! Апокалипсис. Конец времён. Прижатая к телу любимого профессора, я взрываюсь настолько мощным оргазмом, что меня просто трясёт от наслаждения, я дрожу от удовольствия.
— Хорошо, мне так хорошо, — шепчу, забываясь.
Он не может остановиться и неистово, самозабвенно ласкает языком и губами мою грудь, мне кажется, если бы мог, он бы съел меня. Собирая финальные стоны, он целует меня в губы и отпускает, ставит ровно, поправляя юбку.
— Больше не смей мне слать такие фото, Иванова. Особенно в рабочее время. Никогда!
Я едва держусь на ногах. Ничего не соображаю. Сам профессор остается ни с чем и, подхватив свой пиджак, быстро его надевает, одергивая полы.
— Не вздумай! — Строго оборачивается, взглянув на меня в последний раз.
Глава 9. Шантажистка Иванова
Преподаватель философии Пыльникова пригласила коллектив кафедры отпраздновать свой юбилей в дружной, веселой компании. Мы сидим за круглым столом уютного грузинского ресторанчика и наслаждаемся вкусной национальной кухней.
Я накалываю на вилку кусок разваренного картофеля, облепленный веточками укропа и продолжаю слушать пламенные речи доцента Петренко. Задор так и пышет.
— Мне кажется, что ректор перегибает! В чём разница между методикой и технологией обучения, не идет ли подмена одного понятия другим? — пыхтит доцент, протирая лоб салфеткой.
— Разница в том, выпил ли ты водочки накануне пары или пришёл трезвым как стеклышко, — смеётся Пыльникова, пытаясь разрядить обстановку.
Только что она рассказывала пошлый анекдот. Довольно смешной, мне понравилось.
Доцент пришел с женой. Рядом с ним устроилась приятная, улыбчивая женщина его возраста. Она особо не встревает в разговоры и только просит передать ей то или иное блюдо. Без пары, кроме именинницы, сегодня только я и Баранова. И все собравшиеся превращают это в настоящее событие, утверждая, что это какой-то особенный знак. Коллеги всячески подчеркивают, что мы с преподавателем английского очень хорошо смотримся вместе.
— Селëдочку будешь? — наклоняется ко мне Баранова, подсовывая удлинённую тарелку с ровными кусочками блестящей подсолëнной рыбины.
Сельдь в горчичном маринаде. Очень вкусно, беру себе несколько кусочков. Лариса улыбается. Чувствуется — она больше всех остальных довольна тем фактом, что нас с ней периодически сватают.
После второго бокала «Киндзмараули» я начинаю смотреть на коллег по-другому. Жена доцента от него без ума. С восторгом ловит каждое слово Петренко, кивает и улыбается, во всём поддерживая. Ещё один преподаватель поглаживает руку своей привлекательной партнерши, делая вид, что слушает Пыльникову, на самом деле довольно сильно зациклен на женщине рядом. Его супруга немного старше, но это не имеет значения, они вполне счастливы. Секретарь-методист демонстрирует мужу нечто увлекательное на экране телефона, их головы соприкасаются, по виду они сверстники, возможно, учились в одной школе. Никто не пришел в компании сопливого студента или студентки, у всех стандартные, правильные отношения. Я всегда считал, что у меня должно быть так же.
Опускаю голову и, усмехнувшись, втягиваю носом пропахший ароматами разных блюд воздух, разглядываю вино на дне бокала. Я вдруг четко представляю, что привожу сюда свою юную первокурсницу.
Иванова вела бы себя скромно, я в этом просто уверен, вряд ли она говорила бы лишнее или как-то показывала бы, что мы в близких отношениях. Она хорошо воспитана и острая на язычок, только когда мы с ней наедине. Но это не имело бы большого значения, потому что нас всё равно осудили бы. Слишком большая разница в возрасте, положении, статусе. Так много проблем, что об этом даже думать сложно. Она выглядит молодо, а я рядом с ней выгляжу ещё старше.
Делаю ещё один глоток. Пьяным себя не чувствую, скорее расслабленным. Горячие воспоминания окутывают сладким, волнительным смогом. Мне уже и не стыдно за то, что случилось в библиотеке. Говорят же: чем чаще нарушаешь закон, тем проще преступить его в следующий раз. Я пытаюсь забыть, запихнуть произошедшее куда подальше в кулуары памяти, чтобы не прокручивать в голове вид её распухших губ, покрасневших, искусанных мной сосков, стараюсь не думать о том, что даже без секса испытал море удовольствия. Всё, что связано с этой студенткой, вызывает трепет и пламя внутри. Как бы всё было легче и проще, скручивай меня так же от одной из женщин, засланных мне мамой.
«Предупреждаю сразу, если ты не едешь в Керчь, я тоже не еду».