Строгий профессор

А сегодня к нам приехал цирк. Эта труппа очень знаменита и в нашем городе впервые, пропустить их выступление было бы кощунством. Моя девочка с восторгом хлопает в ладоши. Наблюдать за Наташей одно удовольствие. Она рада: глаза сияют, улыбка не сходит с лица, представление превзошло все её ожидания! Яркие костюмы, выдерживающие тематику номера, очень талантливые артисты, абсолютно вовлекающие и заставляющие погружаться в происходящее. Красивые и многослойные постановки, смотришь не только на солистов — все участники работают на общую картинку, шикарная геометрия номеров. Она восхищена.

— Цирк современного типа появился впервые лишь в конце XVIII века во Франции, — наклоняюсь я к своей девочке, мне очень хорошо от того, что всё представление она льнет к моему плечу. — Французы выстроили в Париже, в предместье Тампль, круглый зал, названный ими цирком, и стали давать представления, состоявшие из различных упражнений на лошадях и акробатических этюдов.

Наташа приподнимает своё красивое личико и смотрит мне прямо в глаза, очень хочется поцеловать её в губы, но я сдерживаюсь. Всё же здесь не время и не место для подобных нежностей. Во время представления я глажу её ладонь и перебираю красивые пальчики.

— Я так люблю тебя слушать, — шепчет Наташа.

— А мне нравится, что ты меня слушаешь.

Переплетаю наши пальцы. И она снова смотрит на арену. А я продолжаю шептать ей на ушко:

— Римский цирк имел очень мало общего с современным цирковым представлением: он был местом проведения народных «зрелищ», прежде всего конских скачек и гонок колесниц, а впоследствии и некоторых других. Впрочем, обычно они устраивались не в цирках, а в амфитеатрах — это были единоборства гладиаторов.

— Знаю, Роман Романович, там голые дядьки убивали друг друга.

— Точно, моя хорошая, всё так и было.

На арену выходят клоуны, Ната начинает громко смеяться, а я не могу перестать смотреть на неё, всё же она лучшее, что случилось со мной в жизни. Даже с Лилей я не ощущал себя так, будто в груди сейчас лопнет сердце. С бывшей всё было куда спокойнее, правильнее, тише и аккуратнее, хоть и разговаривали мы много о нашей общей профессии, и я точно знал, что она подходит мне, что с ней меня ждут брак и дети. Я ухаживал за ней, берëг, переживал, если мы ссорились. Наше счастье было спокойным и гармоничным. Я делал ей приятное, потому что так должен себя вести мужчина в отношениях, но с Ивановой всё иначе.

С Наташей я боюсь дышать, такое ощущение, что ещё чуть-чуть и грудь разорвет от эмоций. И дело даже не в том, что я всё время хочу её, как мужчина. Мне не хватает её физически, меня гораздо меньше интересует работа. Я почти не общаюсь с братом и матерью. И вообще ощущаю постоянную волну эйфории, как будто постоянно пьяный. Получаю удовольствие, просто глядя на неё, мне мало минут, проведённых вместе. С ней я словно немножечко сумасшедший. Вот захочет она прыгнуть с тарзанки, и я пойду, хотя раньше призирал все эти опасные для жизни эксперименты. Одну её не отпущу, но если ей будет нужно, придётся попробовать.

— Мне очень понравилось, — смеётся Наташка, выкидывая в урну ведро от попкорна и переплетая наши пальцы.

На улице уже темно, фонари на проспекте тусклые, залепленные грязью и мёртвой мошкарой. Людей мало, сразу после представления большинство поспешило на автобусную остановку. Мы же решили прогуляться, спустившись к набережной.

— Мне нравится тебя радовать. — Обнимаю её двумя руками, скрывая от ветра.

Здесь пахнет солью и свежестью. Это так хорошо — просто быть вместе, наслаждаясь друг другом.

— Завтра у меня первой парой тест по германской филологии.

— Не бойся, мы же вроде всё разобрали. У тебя отлично получалось.

— Да, если бы ещё ты не отвлекал меня своим голым торсом и каплями мороженого на нём, — хихикает Наташка.

— Там сплошной фольклор, ты в нём отлично разбираешься.

Обожаю шум моря. Давно так много не гулял. С Наташей всегда нахожу для этого время. Мы стоим на набережной, кутаю её в полы расстёгнутого пальто. Очень хочется заманить её к себе домой, но боюсь, как всегда, кончится тем, что она позвонит маме, и мы останемся у меня до утра и снова не выспимся.

— Ну если ты в меня веришь, Роман Романович, — жмурится она, поднимая личико и глядя мне в глаза, — то я не боюсь.

— Конечно. — Губы сохнут от ветра, наклоняюсь и целую её, как давно хотел. — Ты очень умная, у тебя отличное абстрактное мышление, безупречная логика. Ты всё схватываешь на лету.

Наташка смеётся. А я влюблен до безумия. Когда ждал у ночного клуба, понимал, что теряю её. Стоял там, осознавая — мне конец, не могу справиться с этим жжением в груди. Не уходит оно, сколько ни стараюсь от него избавиться. Да и не хочется.

Откуда она только взялась? Моя потрясающая девочка. Такая щедрая на страсть, нежность, эмоции. Готовая ради меня на всё. И ведь сумела, скрутила в бараний рог, добилась своего.