Струна

Приглядевшись к одной из них, я заметил надпись на рамке, подтвердившую мои догадки. Так и есть — кружок живописи. Хороший, надо сказать, кружок.

— Это уже вы? А где рабочие, вы что не будете выносить ничего?

— Что выносить? — не понял я, повернувшись к возникшему в одном из проемов человеку.

Конечно же, он меня не узнал, зато я его — сразу. Николай Натанович Цыпенко, директор центра… Высокий худой старик в интеллигентских очках, правая дужка надломилась и потому прихвачена скотчем. Точная копия собственной фотографии.

— Мольберты, рояль… — он недоуменно поглядел на меня. — Или все это вам пригодится? Дело, конечно, не мое, но вы же не собираетесь здесь, простите, музицировать и баловаться живописью… Я правильно понял?

Последние слова прозвучали как настоящая угроза.

— В конце концов, вам передано помещение, — добавил он. — А реквизит — государственная собственность. Пока… Поэтому необходим акт передачи…

— Вы, кажется, ошиблись, Николай Натанович, — перебил его я. — Мы не из фирмы.

Он сделал пару шагов вперед. Посмотрел сперва на неподвижного Сайфера, буравившего взглядом светлый линолеум, потом на хитрую рожу Мауса. Изучив мою свиту, директор повернулся ко мне.

— Понятно, — сухо заключил он. — Это опять вы. Надо понимать, ваши предыдущие коллеги вернулись ни с чем и их, так сказать, заменили…

Я хотел возразить, но ничего путного в голову не пришло.

— Я ответил вам вполне конкретно, — покачал головой Николай Натанович. — На что вы надеетесь? На давление со стороны этих… как там модно их называть: «новых русских», «братков»…

— Ни в коей мере, — попытался я вклиниться в поток его язвительных фраз. — Возможно, наши предшественники неправильно себя повели… предложили вам некорректные условия помощи. Забудьте о них, мы с вами всё можем изменить… Наш Фонд — организация благотворительная. Принимая от нас помощь, вы ничем себя не обязываете.

И тут глаза Николая Натановича вспыхнули удивительной яростью. На мгновенье мне стало страшно — взгляд его прожег меня буквально насквозь. Не будь это метафорой и умей человек нагревать и остужать предметы, мы все трое давно бы уже обуглились.

Как истинный русский интеллигент, Николай Натанович способен был копить в себе ярость годами, чтобы затем разом выплеснуть всю порцию.

— В сравнении с вами дальнегорская мафия — это Орден Милосердия! И вы еще смеете заявлять, что…

Он замолчал, не сумев подобрать слова. Впрочем, это и не требовалось. Тон был куда красноречивее слов. Николай Натанович смотрел на нас с такой злобой, которую вряд ли позволил себе в отношении Зимина с сыновьями.

Он ненавидел нас, а в нашем лице и всё государство с его ревизорами, аварийными состояниями, судейскими крысами и распальцованными коммерсантами. Еще немного и он готов был сорваться, а, значит, надо брать быка за рога.

— Послушайте, Николай Натанович, — сказал я как можно более миролюбиво, — я понимаю ваше возмущение. Понимаю и искренне разделяю. Но поймите, мы с вами на одной стороне. Наша организация готова оказать помощь при любых обстоятельствах. Мы не заинтересованы ни в каких Зиминых. Зимины ничего не получат, уж поверьте мне. Очень жаль, что наши сотрудники не нашли с вами общего языка. Я приношу за них глубочайшие извинения. Но давайте перенесем выяснение наших отношений на более поздний срок — сейчас первым делом надо выставить этот общепитовское семейство. Если вы опасаетесь принимать нашу помощь, давайте хотя бы просто поговорим… Это ни к чему вас не обяжет, правда?

Николай Натанович ничего не ответил. Взгляд его слегка остыл, морщины разгладились, и только судорожно сжимаемые пальцы выдавали тревогу. Похоже, вспышка гнева была действительно адресована не столько «Струне», сколько всему неправедному, во зле лежащему миру, исторгавшему из себя центр детского творчества.

— Мы подождем на улице, — сказал Маус. — Встретим этих ребят заодно.

Я кивнул.

Кажется, мои «сопровождающие» угнетали своим присутствием Николая Натановича.

— Пойдемте, — неожиданно сказал он. — Надеюсь, от чая вы не откажетесь?

— Ни в коем разе! Буду исключительно благодарен!

— И то хорошо. Господа адвокаты гражданина Зимина, заявили мне, что пьют только коньяк, и то после работы.

Я не нашел в его словах ничего удивительного.

— Ваша основная проблема в том, что сделка оформлена официально, — сказал я, отхлебнув из чашки ромашкового чая. — Спасибо большое, у вас замечательная заварка.

— Официально? — Николай Натанович даже скривился от этого слова. — А что бывает и по-другому?

— В Столице уже нет, — признал я. — Но в провинции еще случается. Вы видели передачи о Горавтомаше?

— Это комбинат, который штурмуют бандиты?

Я согласно кивнул.

— Именно. А ведь это крупное предприятие, журналисты следят за его судьбой практически постоянно… Да и город там большой… Понимаете меня, Николай Натанович?

Он присел напротив, поставив заварочный чайник на стол.

— Вы хотите сказать, этот господин Зимин мог просто вломиться сюда и всё? — похоже, директор был и впрямь удивлен.

— Не исключено. Пожелай он выбросить вас таким образом, вы бы сейчас уже были в лучше случае на улице.