Струна

Толстенький Вася остановил машину метрах в десяти от переезда. Вокруг — одно белое безмолвие. Меня это и раньше удивляло — если не считать пары дальнобойщиков, никто не встретился нам по пути. Впрочем, это ж провинция. Нельзя тут судить по столичным меркам.

Мы вылезли, Миха с Шурой тотчас утопали куда-то влево по снежной целине, к рельсам. Потом Шура вернулся, вытащил из машины туго набитый мешок и, взвалив на спину, заковылял к ожидавшему Михе.

— Заодно и площадку подготовят, — одобрительно заметил Женя.

Дед Мороз кивнул, раскуривая сигарету.

— Вот они! — махнул рукой водитель Базиль. — Везут!

И впрямь, в тишине послышалось негромкое тарахтение, а вскоре на фоне темнеющего неба показался похожий на деловитого жука «Рафик».

— А Демьянов во сколько должен быть? — все так же хмуро уточнил Дед Мороз.

— Ровно через полчаса. Все рассчитано, — усмехнулся Женя. — Пока разложим, пока напутствие дадим… Еще и стемнеть по-настоящему не успеет.

— Жень, так что сейчас? — мне просто надоело молчать. — Может, помочь чем?

— Да не, не надо, — отмахнулся тот перчаткой. — Ребята дело свое знают. А ты смотри, привыкай. Осваивайся, в общем.

Протяжно фыркнув, «Рафик» затормозил возле нашего «бизона». Лязгнув, раскрылась задняя дверца, выпрыгнули на снег двое крепышей в лазоревых пуховиках.

— Здорово, коллеги! — приветствовал их Женя. — Ну, как, он в состоянии?

— А то! — довольно прогудел один из прибывших. — Мы что тебе, чайники? Выдержали нужную кондицию. Сейчас сам увидишь.

В недрах «Рафика» послышалась быстрая возня, миг — и оттуда выползли еще двое лазоревых. А в руках их болтался… Нет, никаких сомнений. Это он. Мой старый знакомец, Железнозубый. Даже грязные лохмотья напоминали тогдашнюю его одежду. Та самая куртка, та самая шапка. И тот же взгляд — цепко-настороженный, волчий.

— Ну что, — осклабился Женя, — кончаются времена и сроки, а? Пора тебе тональность поменять, пора… Вон туда! — махнул он перчаткой лазоревым. — Во-он туда, где ребята наши.

Сосредоточенные крепыши, не тратя слов, быстро потащили обмякшее тело по снегу, иногда проваливаясь чуть ли не по пояс. Вот они уже возле Михи и Шуры, вот они опрокидывают тушу и деловито возятся над ней. В темнеющем воздухе разносятся монотонные удары — железом о железо.

— Ну что, потопали и мы! — махнул нам рукою Женя. — Не отставай, Севка, — подбодрил он отчего-то поскучневшего пацана. В самом деле, от недавней его резвости и следа не осталось. То ли в машине сомлел, то ли еще что…

И мы поплелись по свежим следам.

Идти пришлось недолго — метров двести. Склон там не отличался особой крутизной, и на изрядно утоптанном снегу стоять можно было свободно. Ребята и стояли свободно, покуривали, и искорки сигарет тускло светились на фоне грязно-синего неба. А поперек рельсов растянут был Железнозубый. Кисти его рук стягивала веревка, привязанная к вбитому в мерзлый грунт стальному колышку. То же и с ногами, но уже по другую сторону насыпи. Шея Железнозубого касалась холодного металла одного рельса, задняя часть — второго. А сам он тихо подвывал, и пена пузырилась на его опухших губах.

— Минут десять осталось, — взглянув на часы, сообщил Женя. — Демьянов уже из Овражков выехал, полным ходом поспевает сюда. Ладно, пора итоги подвести. Не люблю я речей говорить, а положено. Короче, что мы видим перед собой? Андрея Ивановича Ложкина, сорока трех лет отроду, слесаря-сантехника по основной специальности. А по совместительству Андрей Иванович занимался и другими делами… Он очень любил детей… специфической любовью. Правда, мало кто из них мог после поделиться впечатлениями. Как правило, наш сантехник не оставлял следов. Переезжая с семьей с места на место, якобы в поисках лучшего заработка. Хотя искал он совсем не то. Да уж, ребята из нашего следственного нашли в подвале дома двенадцать по улице Оловянной много интересного… Именно в этом подвале он с прошлой осени предпочитал развлекаться с мальчиками. Справедливости ради отмечу, что не брезговал товарищ и девочками. Часто применял он различные механические приспособления — еще бы, золотые руки, прямо-таки самородок-умелец.

Женя, не удержавшись, смачно сплюнул на снег. И продолжал:

— Что забавно, в своей дневной жизни он был вполне заурядным семьянином. Жена Ксения Павловна, трехлетняя дочь Дашенька… И зарплату наш сантехник приносил домой исправно, не пропивал, не тратил на глупости… Дома у них уютно, аккуратно, прямо-таки глаз радует.