Струна времени. Военные истории

Пошел к себе в палатку, так и держа свернутые вчетверо два листа бумаги в руке, – идти всего-то в соседнюю палатку. Вошел. Витя, маявшийся на раскладном стульчике, обрадованно вскочил. Ружицкий, полулежавший на своей раскладушке с пухлым растрепанным томом «Крестоносцев», тактично сделал вид, что погружен в чтение. Как и я порой поступал при его разговорах с Томшиком. Кое-что мы друг от друга секретили – пусть и братство по оружию, но такое уж у нас обоих ремесло, – но в этом случае оба всегда выходили на открытый воздух. Никаких обид, служба такая. В данный момент я не видел необходимости уводить Витюху из палатки – Ружицкий и так знает, что из обоих лагерей ведут радиопередачи. У него самого рация – вон она, в уголке, – на которой он работает сам, морзянкой (я в это время опять-таки тактичности ради притворяюсь веником в уголке).

– Слушайте приказ, товарищ старший лейтенант, – сказал я насквозь официальным тоном. – Вот это немедленно передадите Первому. Чтобы не перепутать, сразу положите в левый карман. А это – вслед за первой.

И протянул ему оба листа. Он, не моргнув глазом, разложил по разным карманам, как было указано. Прекрасно понимал, что оба мы нарушаем инструкцию, согласно которой с Первым связывался исключительно я через посредство Кати – ну да, согласно его любимой поговорке про то, что нарушение инструкции и нарушение приказа есть две большие разницы… Выполнит в точности, раз это, опять-таки по его присказке, пользы дела для…

– Далее, – продолжал я. – Половину ваших бойцов немедленно отправите сюда, в мое распоряжение. Оставшимся – повышенная бдительность и полная боевая готовность… к чему угодно. Все понятно?

– Так точно, товарищ капитан, – ответил он, приняв стойку «смирно».

Столь церемонно мы держались и обращались друг к другу на «вы» исключительно из-за Ружицкого, неплохо владевшего русским. Дабы иметь собственный гонор. Пусть видит, что дисциплина у нас на высоте (сам он, наверняка по тем же причинам, в присутствии кого-то из нас держался с Томшиком крайне официально).

– Выполняйте, – сказал я.

– Есть! – браво ответил Витюха, взял под козырек и пулей вылетел из палатки.

Ружицкий, отложив книгу, довольно нейтральным тоном спросил:

– Что-то случилось, пан капитан?

Не было смысла секретить от него случившееся, все равно сам узнает очень скоро.

– Случилось, – сказал я. – Моя радистка пропала средь бела дня…

– Панна Катажина?! – Он даже приподнялся резко.

Ну что же. Я пару раз перехватил брошенные им на Катьку вполне мужские взгляды. Ничего странного, пресловутая «лебединая верность» бывает только в книжках – а в жизни я как-то ни разу и не сталкивался со случаями, когда после потери любимого или любимой он или она давали бы монашеский обет «на всю оставшуюся жизнь». Жена у него погибла аж три года назад, жизнь есть жизнь, она берет свое. И ничего тут нет дурного, я так думаю.

– Можно узнать, как это случилось?

Не раздумывая, я рассказал – и о Факире, и о перстне, и о найденном у родника ее оружии. Каюсь, откровенничал не без задней мысли: я здесь, как ни крути, иностранец, а он поляк, хоть и не мазур. Вдруг усмотрит что-то, что я мог упустить? Коллега-контрразведчик как-никак.

Ружицкий сказал тихо:

– Очень странно… Любой враг, кто бы он ни был, ни за что не оставил бы оружия…

– Вот именно, – мрачно поддакнул я.

– Томшик, сами понимаете, мне рассказал, как вы его просили – а своему подхорунжему приказывали – попытаться разузнать что удастся в корчме о странном типе с внешностью Макса Линдера, в старинной одежде… Вот оно что… У вас уже есть версии?

– Только одна, – сказал я, – учитывая случай с перстнем и то, что произошло с Сидорчуком (и рассказал кратенько), – версия напрашивается одна-единственная: этот тип – хороший, сильный гипнотизер. Ничем другим просто не объяснить… В конце концов, гипноз – не мистика, а реальность…

Я уже разобрался к тому времени, что он, хоть и не коммунист, но твердокаменный атеист и материалист (в противоположность Томшику, который носил крестик, а в деревне ходил не только в корчму, но и в костел). Однако он-то, с его университетским образованием, должен знать, что гипноз, как выразился бы Остап Бендер, – медицинский факт.

И правда, он спокойно кивнул:

– Безусловно, гипноз – реальность. Признанная наукой. Я однажды, в студенческие времена, был на выступлении гипнотизера. Настоящего. То, что он показывал, никак не могло оказаться искусным фокусом. Гипноз… – повторил он задумчиво. – Мне думается, вы правы, пан капитан, другого объяснения попросту нет. Но надо же, в этой мазурской глуши…

– Может быть, у вас найдутся какие-то свои соображения? – спросил я напрямую.

– Пожалуй, нет… пока что, – чуть подумав, ответил он. – Нужно все как следует обдумать. – Резко встал и потянулся за фуражкой. – Пойду поговорю с Томшиком. Он ничего полезного для вас не нашел, но с учетом всего, что вы рассказали… Пусть еще раз прокрутит в голове все разговоры в деревне. Он мог услышать что-то, чему тогда не придал значения…

– Логично, – кивнул я. – Так бывает…