Струны: Собрание сочинений

После Тифлиса я зиму прожил в Москве, преподавал в двух женских учебных заведениях и читал эпизодический курс в Народном университете имени A. Л. Шанявского (1916). С этого времени сделалось близким знакомство мое с покойным и навсегда дорогим мне М. О. Гершензоном. Возвратясь в Петербург, я был вторично оставлен при университете профессором И. А. Шляпкиным по кафедре русской словесности. Получив стипендию, я всецело погрузился в подготовку тем для магистрантского экзамена, который и сдал весною и осенью 1917 г. После пробных лекций в факультете я был избран приват-доцентом по русской литературе, но пробыл им только весенний семестр 1918 г. Избранный весною профессором Пермского университета но кафедре новой русской литературы. я состоял им три года (1918-1921), из которых один (1919-1920) пробыл в Томске, вследствие эвакуации туда Пермского университета. Одновременно читал я лекции в Пермском, а потом и в Томском Институте Народного Образования. В Томске, кроме истории русской литературы, читал курс и вел семинарий по французской (История «Плеяды»). В 1921 г. я возвратился в Петербург и был восстановлен приват-доцентом, а затем был внештатным преподавателем Университета (1922– 1923), читал два специальных курса по русской литературе XVIII и XIX в. (Сумароков, Боратынский), потом, с упразднением внештатного преподавательства, был отчислен от Университета. Занимал кафедру русской литературы в Высшем Педагогическом Институте имени Н. А. Некрасова до закрытия Института (1921-1924). Одновременно (1921-1925) состоял научным сотрудником 1 разряда в Российском Институте Истории Искусств. – Переехав в Москву, состоял профессором Института Слова (1924-1925) до его закрытия и читал курс по истории итальянской литературы. Ныне состою профессором Литературных Курсов при Союзе Поэтов и членом Академии Художественных наук (с 1925 г.). Здесь мною были читаны доклады – в 1924-25 г.: Поэтика Валерия Брюсова (на публичном собрании в его память); К биографии и поэтике Боратынского (неизданные материалы); Ninfale Fiesolano Боккаччо (историко-литературное введение и отрывки из перевода). В 1925-26 г.: Архив Ивана Коневского (К истории раннего символизма). – Состою членом Общества Любителей Российской Словесности, Союза Писателей, Союза Поэтов (член правления) и Ассоциации имени А. Блока при Академии Художественных Наук (член президиума).

1926

ЛЕОНИД ГРОССМАН. ЮРИЙ ВЕРХОВСКИЙ

Высокая культура слова, поэзия, как звание и мудрость, стих, как сложная и изощренная система речи с испытанной 1000-летней традицией своих драгоценных ритмов и строф – вот что прежде всего выступает в сознании любителя русской поэзии при имени Юрия Верховского. Это поэт-эрудит, уверенно и тонко поставивший науку стиха на служение глубокому чувству и лирическому восприятию жизни — и в этом показавший свое подлинное лицо художника, близкого к жизни, к людям, к природе, к большим душевным переживаниям, пластично и законченно выраженным.

Превосходный знаток поэтов античности и Возрождения, Юрий Верховский шел к ним через русскую поэзию и жизнь. К своим прозрачным и светлым буколикам, идиллиям, элегиям и надписям он пришел от Державина, от Пушкина, от поэтов пушкинской поры, от чудесных лириков «серебряного века», которых превосходно изучил и полюбил углубленно и творчески. Они помогли ему выработать его сдержанный, медлительный, вдумчивый, но своеобразный, неповторимый и чарующий стих. Он не стремился ни к подражаниям, ни к стилизации; но он только любил русскую поэзию в ее глубинных лирических течениях и на свои заветные темы заговорил ее поэтическим языком, ее ритмом и образами. Он ответил своим голосом на ее великие напевы, новыми стихами, в которых звучали подчас бессмертные мотивы Пушкина, Боратынского, Тютчева, Фета. Мы найдем у него эпиграфы из Жуковского, Дельвига, Вяземского, одного из первых полузабытых русских элегиков – Нелединского-Мелецкого. У него есть целые циклы стихов, мелодически тонко перекликающихся с любимыми певцами, им самим озаглавленные – «Вариации на тему Пушкина», «Напевы Фета». Он иногда называет в своих строфах эти любимые образцы:

Вспомни, когда-то Жуковский для «гексаметрических сказок»
Смело, находчиво свой «сказочный стих» изобрел…

Нетрудно уловить школу Тютчева и Фета в таком лирическом раздумье раннего Верховского:

Схватившись в темном тяжком поединке,

Потусклую трепещущую страсть

Принудит песня властная упасть,

Мир замыкая в дышащей тростинке ,

И радостно земную окрылив,
Ее помчит над целым мирозданьем

,Объяв свирельным сладостным рыданьем,
Родных стихий торжественный разлив.