Струве: левый либерал 1870-1905. Том 1

О том, насколько сильно воздействовал на мышление социалистов социальный и политический прогресс, достигнутый странами Западной Европы во второй половине XIX века, можно судить исходя из высказываний самого Энгельса. В марте 1895 года, незадолго до своей смерти, в новом предисловии к «Классовой борьбе во Франции» Маркса, Энгельс признал, что история пошла курсом, отличным от того, который виделся когда-то Марксу и ему самому. В 1850 году, когда Маркс писал эту книгу, в памяти людей еще были живы революционные события 1848 года, и предположение о том, что в самом ближайшем будущем Европу захлестнут еще более мощные волны социального насилия, выглядело вполне логичным. Теперь же, спустя полвека, стало очевидно, что подобные ожидания были более чем оптимистическими. За прошедший с того времени период рабочие получили право голоса в демократических выборах; это дало им возможность использовать средства борьбы, обладающее куда большим потенциалом, чем все предыдущие. В силу этого стратегия социалистов требовала серьезной коррекции.

«Восстание старого типа, уличная борьба с баррикадами, которая до 1848 года повсюду в конечном счете решала дело, в значительной степени устарела….Прошло время внезапных нападений, революций, совершаемых немногочисленным сознательным меньшинством, стоящим во главе бессознательных масс….Ирония всемирной истории ставит все вверх ногами. Мы, «революционеры», «ниспровергатели», мы гораздо больше преуспеваем с помощью легальных средств, чем с помощью нелегальных или с помощью переворота»[423].

Хотя Энгельс констатировал, что идея революции еще слишком близка сердцам социалистов, чтобы от нее можно было окончательно отказаться, и допускал, что и в современных условиях могут иметь место локальные насильственные действия и социальные перевороты, все же его анализ обозначил иную тенденцию — становление тезиса о том, что создание социалистического общества может быть осуществлено мирным путем, в ходе едва заметных изменений, и в этих условиях место баррикад займет кабинка для голосования. Эти высказывания сооснователя социал-демократического движения можно считать своего рода инаугурацией ревизионизма в более узком и исторически точном значении этого слова.

После смерти Энгельса его ближайший соратник Бернштейн стал активным адептом эволюционной идеи. В своих теоретических статьях, публиковавшихся в официальных социал-демократических изданиях, он подверг критике весь корпус идей, легших в основу теории социальной революции. В частности, он критиковал диалектику, а также теории концентрации земельной собственности и «отмирания» государства[424]. В его критических трудах ему помогали Вернер Зомбарт[425], Пауль Кампфмейер и ряд других немецких теоретиков. Печатным органом, пропагандирующим взгляды эволюционистского крыла немецких социал-демократов, стал основанный в 1897 году журнал Sozialistische Monatshefte. Струве, хотя и не писал ничего для этого издания, определенно симпатизировал ему. Его раннюю критику некоторых положений марксистской доктрины можно рассматривать как своего рода российский аналог этого направления немецкой социал-демократии.

Внутрипартийные волнения 1898-99 годов, вызванные деятельностью Бернштейна, возникли отнюдь не по причине новизны его идей — подобные идеи появились и циркулировали внутри партии достаточно давно, — а в силу того, что Бернштейн стал настаивать на том, чтобы партия внесла в свою программу соответствующие поправки. В письме, написанном в октябре 1898 года и адресованном Штутгартскому съезду Германской социал-демократии, он убеждал делегатов съезда в том, что партия должна отречься от теорий обнищания и социальной революции, перенеся тем самым проблему критики марксизма из области идеологии в область политики. Среди партийных лидеров началась паника. Для них вышеназванные теории не просто олицетворяли идеи, которые можно было принять, скорректировать или отвергнуть в соответствии с последними достижениями науки, — это были догматы веры, на которых держалось единство радикального движения, пусть оно даже функционировало уже в условиях стабильного и процветающего общества. Они не возражали против критики отдельных или даже всех доктрин Маркса, но только до тех пор, пока она не выходила за пределы страниц теоретических журналов. А ревизия партийной программы — это совсем другое дело. В этом вопросе инстинкты социал-демократов ничем не отличались от инстинктов всех прочих политиков: необходимо цепляться за каждое словосочетание, выражающее партийные интересы, неважно, является ли оно «реалистичным» и «истинным» или нет. Парадоксально, но в данном случае внутренний консерватизм политической организации работал на сохранение ею революционной позы.