Струве: левый либерал 1870-1905. Том 1

Со временем Освобождение стало одним из главных источников, из которых иностранная пресса черпала информацию о России. И когда в начале 1903 года российское правительство за публикацию «подложного документа» о причастности Плеве к кишиневскому погрому выслало из страны корреспондента Times Д. Д. Брахама, эта газета не стала посылать в Россию другого корреспондента, а представила находящемуся в Штутгарте Струве специального корреспондента по России Гарольда Вильямса. Репортажи Вильямса носят на себе явный отпечаток материалов, которые печатались в журнале Струве[777]. Два известных очерка о России, автором которых был Макс Вебер, также несут на себе следы влияния Союза освобождения и его изданий[778].

Если раньше Струве раздражал своих друзей-социалистов упорным отстаиванием приоритета свободы личности и свободы мысли, то теперь он точно так же раздражал своих новых друзей-либералов вынесением во главу всего национальных интересов. Это уже было показано на примере его отношения к русско-японской войне. Другой пример — его реакция на кишиневский погром, испортившая ему отношения с немалым числом еврейских интеллигентов.

Как и любой цивилизованный человек Струве никогда не судил о людях по их национальной или религиозной принадлежности и был абсолютно чужд любым предубеждениям подобного рода. Ни одна из его работ не содержит в себе ни малейшего намека на антисемитизм. Но как только дело касалось так называемого еврейского вопроса («так называемого» в силу того, что этот вопрос ставится отнюдь не евреями, а людьми других национальностей), Струве всегда ощущал себя русским националистом. Достижение политического освобождения и культурного процветания русского народа — вот что было великим делом всей его жизни. Интересы же населявших Российскую империю национальных меньшинств не вызывали у него ни малейшего понимания. Он был согласен, что Финляндия и Польша имеют право на автономию и даже на независимость. Однако когда украинцы, мусульмане, грузины или какие-либо другие живущие на территории России национальные меньшинства устами своей интеллигенции требовали предоставления им их исконных национальных прав, у Струве это не находило ни малейшей поддержки. Для него все они, в конечном итоге, были русскими, и в качестве таковых должны были быть уверены, что все их нужды будут удовлетворены лишь тогда, когда Россия станет свободной страной. Иными словами, доминирующей национальностью в будущей свободной стране должны были быть русские. В этом смысле проживавшие в России евреи тоже были для него русскими. И их прямая обязанность заключалась в том, чтобы помогать делу освобождения России от атавизмов самодержавия; все же, что отвлекало их от выполнения этой первоочередной задачи, моментально вызывало у Струве раздражение и презрение.

Узнав о кишиневском погроме, Струве ужаснулся: он воспринял происшедшее как очередную никчемную попытку Плеве направить энергию политических и социальных противоречий в стране в русло, наименее опасное для существующего режима. Печатаемые Освобождением репортажи давали полное и подробное описание картины кровавого побоища; именно из этого издания российская публика впервые узнала о том, что происходило за закрытыми дверями суда над участниками погрома[779]. Статьи Струве были полны тепла и симпатии к евреям как к людям: «Этот строй создал жестокое и бессмысленное законодательство об евреях, делающее из них каких-то загнанных в ограниченное пространство и на нем травимых зверей. Скажите, положа руку на сердце, кто бы вы ни были — друзья или враги евреев, — разве в звании человека, а не зверя состоят люди, если они не могут свободно двигаться даже в пределах отведенной им «черты оседлости», если отец и мать не могут следовать за сыном и дочерью, сестра за братом и т. п., раз у них неодинаковые «права по жительству»….Евреи — в положении худшем, чем звери»[780].