Струве: левый либерал 1870-1905. Том 1

Еще долгое время, писал Даниельсон, капиталистическая промышленность России не сможет извлечь выгоду из вызванных ею бедствий, поскольку, разрушив кустарную промышленность, она привела к обнищанию крестьян, составлявших 9/10 населения страны и в силу этого формировавших потребительский спрос на рынке. Крестьяне, которые с трудом выжимали из своей земли средства, необходимые для уплаты долгов государству и помещикам, вряд ли были способны раскупить продукцию тогдашних фабрик. Что же до иностранных рынков, то они уже были заняты Англией и другими странами, достигшими высокого уровня индустриализации.

В отличие от Воронцова, Даниельсон не питал никакой надежды на возрождение кустарной промышленности, считая, что капитализм разрушил ее до основания. Ни крестьянская община, существовавшая в тандеме с кустарной промышленностью, ни экономика, развивающаяся на капиталистической основе как в сельском хозяйстве, так и в промышленности, не имели будущего в России. Единственное решение проблем российской экономики лежало на путях обобществления производства. Только с его помощью можно было изъять средства из карманов небольшой кучки спекулянтов и использовать их для блага всего общества. Хоть Даниельсон и не говорил об этом прямо, но он явно ждал, что это обобществление будет осуществлено царским правительством.

Книга Даниельсона нанесла тяжелый удар молодому социал-демократическому движению. Ее автор, известный в качестве ведущего марксиста страны, используя марксистскую терминологию, показал деструктивность капитализма в России и необходимость немедленного обобществления производства. А поскольку программа социал-демократического движения в качестве предварительного условия для возникновения новой политической системы выдвигала рост капиталистического производства и возникновение класса промышленного пролетариата, то из тезисов Даниельсона вытекало, что у социал-демократии в России нет будущего. День выхода книги Даниельсона социал-демократы считали «черным днем»[152] и в течение ряда лет потратили много сил, пытаясь опровергнуть его идеи. К тому же удар, нанесенный книгой Даниельсона, был усилен вышедшими вскоре тремя книгами В. Воронцова, который, не соглашаясь с позитивными рекомендациями Даниельсона, разделял его пессимизм в отношении российского капитализма[153].

Ознакомившись с литературой, освещающей тему голода, Струве был поражен тем сходством, которое обнаружилось между точками зрения Воронцова, Даниельсона и Михайловского и некоторых западноевропейских домарксистов, иначе — «социалистов-утопистов». И те, и другие придерживались мнения, что человек способен влиять на ход истории, и те, и другие идеализировали общественную кооперацию и отрицали классовую борьбу, и те, и другие были дилетантами в экономике. Временами их точки зрения сходились настолько, что это просто бросалось в глаза. Например, Энгельс в 1845 году (еще до того, как он совместно с Марксом стал автором теории «научного социализма») утверждал, как это стали утверждать в 90-е годы Даниельсон и Воронцов, что в его стране, в Германии, процветанию капитализма мешает нехватка рынков, как местных, так и международных[154]. Конечно, между взглядами трех русских мыслителей существовали различия, позволявшие отличить позицию Михайловского от позиции Воронцова и обе их — от позиции Даниельсона, но эти различия становились несущественными на фоне исповедуемого всеми троими социологического и экономического утопизма. Струве был так поражен параллелизмом, обнаружившимся между русским социализмом 1870-х и 1880-х годов и западным «утопическим» социализмом 1830-40-х, что стал смотреть на них как на исторические аналоги. При этом российский вариант «утопического» социализма был обозначен им как «народничество».