Струве: левый либерал 1870-1905. Том 1

В университете Граца Струве имел статус «экстраординарного слушателя» (вольнослушателя), посещавшего курс лекций по административному праву, который читал Гумплович, и курс лекций по политической экономии, который читал Рихард Хильдебранд[139]. Гумплович не скрывал своего удивления по поводу того, что кто-то оказался способным приехать в Грац из России только для того, чтобы прослушать курс его лекций, и вскоре Струве понял, чем это объясняется. Лекции этого знаменитого человека не имели никакого отношения к тем общим социологическим и историческим вопросам, которые интересовали Струве. Они представляли собой скучнейший обзор австрийской статистики и административного законодательства. Уже через несколько минут после того, как Гумплович начал чтение своей лекции, Струве убедился, что здесь ему учиться нечему[140].

Продолжая числиться слушателем лекций Гумпловича, большую часть времени летнего семестра 1892 года Струве, видимо, отдал самостоятельным занятиям. Он погрузился в изучение неокантианской философии и прочел огромное количество немецкой литературы по экономике. Особенно его привлекли идеи немецкой социолиберальной экономической школы, которую отличало сочетание высокого уровня профессионализма с чувством социальной ответственности. Выдающимися представителями этой школы были Л. Брентано и его ученики Генрих Геркнер и Г. фон Шульце-Геверниц. Струве очень понравился главный тезис, выдвинутый этими учеными, — о том, что современный капитализм вынужден поощрять социальные реформы, поскольку для нормального функционирования ему необходим процветающий рабочий класс. Подобная точка зрения, предполагающая постепенное затухание классовых конфликтов, в гораздо большей степени отвечала социальной философии Струве, чем марксистская диалектика. У Брентано он также нашел подтверждение своей убежденности в прогрессивной роли капиталистического сельского хозяйства[141].

Не вызывает сомнений тот факт, что во время своего пребывания в Граце Струве решил стать профессиональным экономистом[142]. Это решение имело ряд следствий, повлиявших на всю его жизнь. На одном из них необходимо остановиться прямо сейчас. Перед тем как сделаться экономистом, Струве уже был марксистом и социал-демократом. В то время он не видел никакого противоречия в том, чтобы быть одновременно приверженным и социалистической доктрине, и академической науке, поскольку, как уже было сказано, считал, что марксизм отличает практически безукоризненная научность. Более того, овладев марксизмом раньше, чем экономикой, он пришел к выводу, что марксизм тем более отличает это ценное для него качество, что он позволяет осознать социальный аспект экономических процессов, игнорируемый академическими экономистами. Но приступив к серьезному изучению экономических наук, он почувствовал несостоятельность своей идеологической позиции. Поскольку чем глубже он погружался в науку, тем яснее для него становилась ненаучность нормативных элементов марксистской теории. Тогда-то и было посеяно одно из тех зерен сомнения, из которых позднее произросли его ревизионизм и резкий разрыв с Марксом.

В это же время Струве ознакомился с большим количеством популярной экономической литературы, публиковавшейся в Германии и Австрии. Ностальгия по ушедшим докапиталистическим порядкам, которую он обнаружил в некоторых из этих изданий, напомнила ему теории сторонников особого пути в его собственной стране. Например, он был убежден, что Петер Розеггер, воспевающий австрийское крестьянство, представляет собой своего рода аналог русского славянофила. Статья, которую он написал об этом поэте, была помещена в Вестнике Европы[143]

В мае 1892 года к нему в Грац приехала Калмыкова, и они отправились в Венецию. «Эта поездка в общем была удачной, — писал Струве Потресову в июне, когда Калмыкова уже вернулась в Россию, — и я ею доволен, хотя она еще раз и особенно ярко демонстрировала мне мою физическую слабость и немощность. А. М. поражала все время своими силами, ничего, конечно, не ела, и т. д. Бывают же такие странные люди!»[144] Вскоре после этого путешествия Струве опять уехал из Граца, на сей раз на воды — в Австрийскую Силезию, в Грефенберг, чтобы пройти курс лечения по поводу своего больного желудка[145]. Осенью он вернулся в Санкт-Петербург и, не восстанавливаясь в университете, начал работать библиотекарем в министерстве финансов. Эта работа оставляла ему много времени для удовлетворения его новой страсти — изучения теории и истории экономики[146].