Струве: левый либерал 1870-1905. Том 1

Большим подспорьем в деле пропаганды за пределами кружка оказался университетский семинар по теории конституционного права, руководителем которого был М. И. Свешников. Представляя из себя заурядного и некомпетентного преподавателя, Свешников пытался снискать расположение студентов весьма традиционным для этой ситуации путем — выступая на их стороне против административного и академического истеблишмента. Его семинары были замечены публикой и собирали большую аудиторию, а среди его учеников в 1890-91 годы были Струве, Потресов, Павлов-Сильванский, Соколов, Воден, Водовозов и Никольский. В ходе учебных дискуссий члены социал-демократической группы пользовались малейшей возможностью, чтобы выступить по социальным или экономическим вопросам, употребляя при этом термины марксизма. Струве выступал «за» или «против» практически после каждого сделанного на этом семинаре доклада. И, пользуясь случаем, обрушивал свою едкую критику на не-социал-демократический социализм, характеризуя его как «утопическую» доктрину. Все эти его первые публичные выступления часто сопровождались настоящим шквалом аплодисментов со стороны разделявших его убеждения. В конечном итоге под давлением полиции семинар Свешникова был закрыт, но к тому времени уже достаточное число студентов подверглись воздействию новой доктрины и стали ее поклонниками[126].

Некоторые из участников социал-демократического кружка (например, Голубев и Странден) вели пропаганду и среди рабочих, но лично Струве этим не занимался. Он занимался исключительно разработкой теоретических вопросов. Он никогда не умел разговаривать с простыми людьми как пропагандист — создавая впечатление, что он один из них. Однажды Голубев привел Струве на собрание рабочего кружка, одолжив ему для маскировки свое пальто. Но поскольку вскоре после этой проделки Голубев был арестован и забрал пальто с собой в тюрьму, Струве бросил это занятие[127].

Благодаря эрудиции и блистательным выступлениям на публике к концу второго года обучения в университете (весной 1891 года) Струве приобрел завидную репутацию. Он стал признанным лидером небольшой группы социал-демократов, действовавшей в Санкт-Петербургском университете, а также главным трибуном новой ветви радикализма.

Тем не менее в самом факте его руководства данным или каким-либо иным движением ощущалось нечто нереальное, поскольку он не обладал ни одним из тех качеств, которые необходимы политическому лидеру. Он был совершенно неспособен дисциплинировать свой ум, что существенно в условиях активной политической деятельности, особенно если она протекает в нелегальных условиях. Его ум работал с такой скоростью и одновременно на стольких уровнях, что даже наиболее преданные его почитатели никогда не могли с уверенностью сказать, какую именно позицию по тому или иному отдельному вопросу он в данный момент занимает и во что они, следуя ему, должны верить. Сошлемся на один из множества примеров: Воден позднее вспоминал, как он изумился, услышав заявление Струве о том, что государство выполняет прогрессивную историческую функцию и должно сохранить свои полномочия и после победы социализма[128]. И это немарксистское заявление Струве сделал в тот момент, когда пытался донести до своих друзей базовые основы марксистской социологии. Разумеется, он мог скрыть от них противоречивость своих мыслей. Но двуличие любого рода было ему чуждо. Он всегда говорил то, что думал, иногда облекая это в неприемлемо резкую форму, и ни при каких обстоятельствах не пытался прилаживать свои мысли к восприятию слушателей.

Большинство людей он приводил в замешательство. У него было обыкновение — естественное для человека, обладающего глубокими знаниями, а он принадлежал именно к таким — любой аргумент пытаться рассмотреть с разных сторон. Он всегда проводил резкую границу между субъективными желаниями и объективной реальностью, и был способен понять и даже защищать малопривлекательные для него точки зрения. Однако другие видели в этом не различение субъективного и объективного, столь важное для Струве, а наличие необъяснимых противоречий. Об Арсеньеве, в высшей степени уважавшем интеллект Струве, говорили, что однажды он выразил неудовольствие по поводу того, что со Струве никогда не знаешь, что он скажет на следующей неделе[129]. Другие современники говорили о «струвистской отсебятине», подразумевая под этим своего рода интеллектуальную капризность[130]. И понятно, что столь непредсказуемый человек, повинующийся исключительно голосу своего утонченного и неутомимого ума, совершенно не годился на роль лидера.