Направляясь к вагонам, по платформе проходит воинская часть. В ней исключительно молодежь, почти школьники. Это шестнадцати- и семнадцатилетние пареньки, которых отправляют на войну. Все в новом обмундировании, новых ботинках. У некоторых в дула винтовок воткнута гвоздика. Маршируя, они поют.
Несколько матерей с глазами, полными слез, идут рядом с колонной. Они дают последние наставления своим детям-солдатам.
Женщины: До свидания, Гвидо!
— До свидания, дитя мое!
— Анжело, не простудись! Возвращайся домой, как только война окончится!
— Луиджи! Луиджи! Сторонись плохих женщин!
Коридор в пансионе.
В кадре крупно — дверь, табличка № 7.
Генри стучит в дверь. Ждет. С беспокойством оглядывается по сторонам, затем стучит снова. Дверь открывается. Выглядывает Кэтрин. Она застегивает последние пуговицы халата. Поражена, увидев Генри.
Кэтрин (
Он входит в комнату.
Комната в пансионе.
Входят Кэтрин и Генри. Комната освещена только одной лампой, которую, войдя, включила Кэтрин, и отблеском углей в камине. Генри запирает дверь. Кэтрин не отрывает сияющих глаз от его лица. У нее нет слов сначала от удивления и восторга, а затем, когда она замечает, что он небрит и одет неподобающим образом, от страха.
Генри (
Кэтрин (
Генри (
Кэтрин (
Генри (
Падает без чувств на пол. Кэтрин в панике бросается к нему, садится около и кладет к себе на плечо его голову.
Кэтрин. Милый! Ты болен! Я позову доктора!
Генри. Нет... Мне не нужен доктор. Я не болен... во всяком случае, если и болен, то совсем по-иному.
Кэтрин. Как — по-иному? Я не понимаю.
Генри (
Молча Кэтрин обдумывает его слова. Постигнув смысл сказанного, говорит спокойно.
Кэтрин. Ты хочешь сказать — дезертировал?
Генри (
Молчание. И через секунду, утешая, Кэтрин уверенно решает.
Кэтрин. Это не твоя армия... И не твоя страна. (
Генри (
На глазах у него навертываются слезы.
Генри. Ринальди больше нет в живых.
Всхлипывает. По его лицу катятся слезы. Сейчас это разбитый человек и физически и духовно. Он настолько измучен, что не дает себе отчета, что делает или говорит. Лишь когда до его сознания начинает доходить уют и тепло плеча Кэтрин, он, как ребенок, находит утешение в ее материнском объятии. Но все же это раненое животное, получившее передышку во время бегства от своих преследователей.
Кэтрин (
Генри. Они убили его. Взвод стрелков... Лучше я не буду рассказывать тебе об этом.
Кэтрин. Нет, нет! Я хочу слышать.
Генри. Он был болен и говорил, как безумец... И взвод стрелков размозжил ему голову... На очереди был я. Нельзя выиграть в споре со взводом стрелков.
Кэтрин (
Генри (
Словно успокаивая обиженного ребенка, Кэтрин утешает его.
Кэтрин. Конечно, нет... Мы вместе. И это — самое главное. Все остальное нас не касается... Это так далеко. Только мы... одни мы.
Генри. Ты такая милая, что вернулась.
Кэтрин. Дитя мое... мое бедное дитя...
Она обнимает его еще крепче, устраивает поудобнее, тихонько укачивает. Его глаза закрываются.
Солнечный день. Озеро Мажжиоре.
Пансион. Маленькая терраса с каменной балюстрадой. С террасы открывается вид на озеро.
На террасе, удобно устроившись, лежит Генри. Наконец-то он далеко от ада, через который ему пришлось пройти. Он выбрит. На нем, за исключением брюк, новая одежда. Генри наслаждается полным покоем и красивым видом, открывающимся перед ним. Кэтрин подает ему завтрак. Она старается предугадать его малейшее желание, смотрит на него с обожанием.
Кэтрин. Должна сказать, что ты выглядишь лучше.
Подходит к нему. Целует его.
Генри. Я бы съел еще. Наверное, я буду чувствовать себя голодным целую неделю.
Кэтрин снова наполняет его тарелку. Подает.
Кэтрин. Я думала, ты собрался спать целую неделю.
Осматривает на Генри костюм. Одергивает рукава.
Кэтрин. Рукава коротковаты. Но это было лучшее, что я могла достать. И ты, милый, немного высоковат для твоего возраста!
Генри (
Кэтрин (
Генри. Лучшего нечего и желать.
Кэтрин (
Генри. Нет. Я не хочу их читать.