Сценарии перемен. Уваровская награда и эволюция русской драматургии в эпоху Александра II

Нравы нашего века, как известно всем мыслящим и не мыслящим людям, отличаются особенною, преимущественно ему свойственною чертою – непомерным, всепоглощающим стремлением к обогащению. Правда, богатство везде и всегда ценилось высоко; но в наше время оно сделалось предметом какого-то обоготворения, исключающим все прочие верования, верование в честь, в нравственное достоинство человека, в истину, – оно стало источником, из которого черпается одушевление на самые невероятные подвиги. Герои биржи, герои концессий и всякого рода спекуляций по широте замыслов своих, по мужеству, с которым они превозмогают все препятствия, противуставляемые <так!> им совестию и законом, по могуществу и власти, какие они приобретают над современниками, поистине превосходят всех героев «Илиады» и великих мужей Плутарха. <…> Богатство имеет магическую силу смывать с человека все его нравственные нечистоты, и в то же время превращать в какой-то уважаемый принцип отсутствие всех тех качеств, которые составляют истинные достоинства существа разумного. Все это даже не порок века, потому что никто его не признает таким; это просто состояние вещей, факт, совершившийся в силу исторической логики, – а пред фактом смиряются все умственные и нравственные соображения971.

При этом критик был склонен трактовать всех героев, включая Мировича, как порождения нынешней исторической эпохи. В результате Никитенко оценил бóльшую часть действующих лиц исключительно резко. Например, Мирович, единственный в пьесе герой, совершенно прямо пытающийся противостоять капиталистической системе, оказывается в его описании, в сущности, не лучше Бургмейера:

Он не поклонник Ваала, и в этом отношении противуположен характеру главного действующего лица. Его нельзя подкупить деньгами в подрыв чистоте и честности. Значит, он не сын своего века с этой стороны. Но век страдает еще и другим недугом, кроме страсти к обогащению; он страдает недостатком воли, недостатком мужества, которое, уклоняясь от одного прельщения и порока, способно было бы выдержать бой с другими нравственными врагами в пользу чести и добра. Мировича нельзя было купить деньгами; но его купила коварная женская любовь, по выражению Пушкина. И так он оказался все-таки сыном века <…> века философии, отвергающей разум и ищущей истины в отрицании всякой истины, века, не способного даровать обществу мужей сильных духом, характером, мыслью и делом972.

В своем отзыве Никитенко во многом воспроизводит риторику героев Писемского, особенно самого Мировича. Этот герой склонен воспринимать действительность в исторических категориях и оценивает и себя, и окружающих людей как представителей поколений. В начале пьесы он обозначает, в частности, проблему принципиального конфликта старого и нового: