Сценарий

Директору пришлось отпустить своих подопечных, несущих ему деньги.

Он отступил под натиском упрямых иностранцев. Вечером напился до потери сознания, а с похмелья купил новую японскую видеокамеру, установил ее за ширмой в своем кабинете и углубился в сложную инструкцию по эксплуатации. В раздумьях просидел в кабинете до глубокой ночи. Напился.

К утру – аккуратно, чтобы не поцарапать – он упаковал ее обратно в коробку и отнес в магазин, бормоча под нос что-то понятное ему одному.

«Я так не могу… Не могу я так… Господи…»

Глава 3

Появляется картинка.

Интерьер:

Полицейский участок. День.

В кадре детектив Марк Адамс.

(ПРИМ.: Предложить роль Адамса Клайву Оуэну.)

Адамс сидит перед стеной, на которой развешаны фотографии убитых Гудманом детей. Он устало растирает глаза.

Раздается телефонный звонок. Адамс снимет трубку.

Адамс:

«Да. Понял, выезжаю».

Он кладет трубку и хватает со спинки стула пиджак.

Адамс:

«Ховард, Стоукс, быстро! Девочка пришла в сознание».

Трое полицейских спешно уходят из участка.

Смена сцены.

* * *

Я шел по узкому коридору вслед за медсестрой.

Вопреки ожиданиям, здесь я не видел людей, бьющихся головой о стенку или мерно раскачивающихся из стороны в сторону, лепечущих что-то нелепое. Но я видел комнаты. И в комнатах этих играли в шахматы, смотрели телевизор, мирно переговаривались друг с другом на спортивную тему, читали книги. Все это больше напоминало какой-то санаторий или дом престарелых. Правда, как раз таки стариков я тут почти и не видел.

«Большинство наших пациентов проходят полустационарное лечение», – вспомнил я слова сотрудницы больницы.

То есть их не держат тут насильно? Пациенты вольны уходить и приходить когда вздумается?

Я еще не успел сформулировать до конца мысль, как почувствовал облегчение, будто с меня свалился жилет, напичканный свинцовыми пластинами. Если находящиеся здесь люди могут свободно покидать эти стены, может быть, тогда все не так, как я вообразил? Местный псих, страдающий паранойей и синдромом навязчивости или еще чем-то подобным, просто внушил себе, что должен убить меня. Даже не меня конкретно, а того, кого он видел во мне своим воспаленным больным разумом. Он что-то там внушил себе, а внушив, потратил долгие годы на поиски меня, чтобы убить, избавить человечество от нависшей угрозы. Его свели с ума масоны, заговор искусственного интеллекта, высадка марсиан, принявших человеческий облик. Я почему-то решил, что мы с ним не родственники, что мы друг другу вообще чужие люди, но с чего я это взял? Да может, он брат мне родной! Или лучший друг, с кем мы вместе увлекались конспирологией. Это свело его с ума, он начал подозревать меня в сговоре с Орденом семи крестов, окончательно слетел с катушек…

Не обязательно, что все обстояло именно так, но возможно что-то подобное. Ведь возможно! Все это детали, главное тут вот что: сумасшедший может свободно покидать границы психиатрической клиники. Что, если Колин Гаррет страдал своим недугом уже долгие-долгие годы, что, если всю жизнь? Тогда получалось: моей смерти изначально желал сумасшедший. А в справедливости такого желания, если оно исходит от человека с больным рассудком, я совершенно не уверен.

И тут вдруг мне пришло в голову задать вопрос, о котором я совершенно не подумал. Хотя должен был задаваться им всю дорогу, пока мы с Эйлин ехали в Лос-Анджелес; и еще раньше, с первой секунды, как только узнал о существовании Гаррета от частного детектива Дойла.

– Скажите, – обратился я к медсестре, идущей впереди, – что с ним? Что с моим другом? Чем именно он страдает?

Мы подошли к лестнице, ведущей на второй этаж. Медсестра сбавила шаги, заглянула в бумаги, которые несла в руках, и ответила:

– Невротическое психическое расстройство.

– Это звучит одновременно и пугающе, и безобидно. Он способен… эм-м… воспринимать слова?

– Конечно, – улыбнулась медсестра. – Вы странно представляете себе состояние вашего друга.

– Так что с ним? Простыми словами.

Мы поднялись на второй этаж и остановились перед стеклянной широкой дверью, сквозь которую я видел огромный холл с зонами отдыха и круглыми столами, занятыми людьми. Напоминало столовую.

– У мистера Гаррета сильнейшая депрессия, – сказала медсестра и открыла дверь.