Сцены из провинциальной жизни

Там было мало мужчин, но в токайском филиале «Пик-н-Пэй» я время от времени замечала одного. Я обратила на него внимание, но он меня не замечал, так как был слишком поглощен покупками. Мне это нравилось. Внешность его мало кто назвал бы привлекательной. Он был сухопарый, с бородой, в очках в роговой оправе и в сандалиях. Он выглядел в супермаркете не на месте, как птица — из тех птиц, что не летают, или как рассеянный ученый, который вышел из лаборатории и по ошибке забрел не туда. У него был слегка неухоженный вид, вид неудачника. Я подозревала, что в его жизни нет женщины, и, как оказалось, была права. Ему явно нужен был кто-то, чтобы о нем заботиться, какая-нибудь ветеранка-хиппи с бусами и волосатыми подмышками, без косметики, которая делала бы покупки, стряпала и убирала, быть может, еще и снабжала его наркотиками. Я находилась так далеко от него, что не могла разглядеть ног, но готова была биться об заклад, что ногти на ногах не подстрижены.

В те дни я всегда чувствовала, когда на меня смотрит мужчина. Я чувствовала на себе мужской взгляд, иногда неуловимый, иногда явный. Вам не понять, о чем я говорю, но любая женщина поймет. А этот на меня не смотрел. Совершенно не замечал.

Но однажды все изменилось. Я стояла перед полкой с канцелярскими товарами. Рождество было не за горами, и я выбирала бумагу для упаковки подарков — знаете, бумагу с веселыми рождественскими мотивами: свечами, рождественскими елками, северными оленями. У меня случайно упал рулон, а когда я наклонилась его поднять, то уронила второй. И тут услышала мужской голос у себя за спиной:

— Я подниму.

Конечно, это был ваш герой, Джон Кутзее. Он поднял оба рулона, которые были очень длинные, примерно с метр, и вернул мне — при этом, намеренно или нет (я до сих пор не знаю), он прижал их к моей груди. Секунду-другую он, можно сказать, тыкал меня в грудь этими рулонами.

Конечно, это было возмутительно, но почему-то не имело значения. Я постаралась никак не реагировать: не опустила глаза, не покраснела и, разумеется, не улыбнулась.

— Благодарю, — сказала я безразличным тоном, отвернулась и вернулась к своим делам.

И тем не менее в этом поступке было что-то личное, и не было смысла притворяться, будто это не так. Потускнеет ли он и затеряется среди остальных интимных моментов, покажет только время. Но этот неожиданный поступок было нелегко выбросить из головы. Вернувшись домой, я даже зашла так далеко, что сняла бюстгальтер и осмотрела грудь. Конечно, на ней не было никаких следов. Просто грудь. Невинная грудь молодой женщины.

Затем, пару дней спустя, когда я ехала домой на машине, то заметила его, мистера Тыкалку, который тащился по Токай-роуд с сумками для покупок. Недолго думая, я остановилась и предложила подвезти (вы слишком молоды, чтобы это помнить, но в те дни еще предлагали подвезти).

Токай 1970-х был новым, быстро застраивающимся пригородом. Хотя земля была не дешевая, строили много. Но дом, в котором жил Джон, принадлежал к более ранней эре. Это был один из тех коттеджей, в которых жили фермерские рабочие, когда Токай еще был фермерской землей. В дом провели электричество и водопровод, но все равно он был довольно примитивен. Я высадила его у ворот, он не пригласил меня зайти.

Время шло. Затем как-то раз, случайно проезжая мимо его дома, стоявшего прямо на Токай-роуд, главной магистрали, я увидела Джона. Он стоял в кузове своего пикапа, лопатой перебрасывая песок в тачку. На нем были шорты, он был бледен и выглядел не особенно сильным, но, по-видимому, справлялся.

Это зрелище было странным, поскольку в те дни белый мужчина обычно не занимался неквалифицированным физическим трудом. Работа для кафров — вот как это называли, работа, за которую платили кому-нибудь, чтобы тот ее выполнил. То, что тебя застали за подобным занятием, с лопатой в руках, было пусть и не постыдно, но все же необычно.

Вы просили меня дать вам представление о том, каким был Джон в те дни. Но я не могу нарисовать картину без фона, иначе вы чего-нибудь не поймете.

Я понимаю. Я имею в виду, что согласен с этим.

Как я говорила, я ехала мимо и не притормозила, не помахала рукой. Вся эта история могла закончиться там и тогда, и вы бы сейчас меня не слушали, а находились бы в какой-нибудь другой стране и внимали пустой болтовне какой-нибудь другой женщины. Но случилось так, что я передумала и повернула назад.

— Хэлло, чем это вы занимаетесь? — спросила я.

— Как видите: перегружаю песок, — ответил он.

— Но зачем?

— Строительные работы. Хотите, я проведу экскурсию? — И он вылез из кузова.

— Не сейчас, — сказала я. — Как-нибудь в другой раз. Это ваш пикап?

— Да.

— Тогда вам незачем ходить пешком по магазинам. Вы можете туда ездить.

— Да. — Затем он спросил: — Вы живете где-то поблизости?

— Немного подальше, — ответила я. — За Констанциаберг. В буше.