Читаем Сцены из провинциальной жизни полностью

Мы ели за кухонным столом вдвоем, а Крисси сидела у меня на коленях.

— Поздоровайся с дядей, — сказала я Крисси. Но Крисси не хотела иметь ничего общего с этим чужим человеком. Ребенок знает, когда что-то происходит. Это висит в воздухе.

Вообще-то Кристина так никогда и не привязалась к Джону, ни тогда, ни позже. В детстве она была белокурой и голубоглазой, как ее отец, и совсем не похожей на меня. Я покажу вам фотографию. Иногда мне казалось, что поскольку она не похожа на меня внешне, то никогда меня не полюбит. Странно: ведь именно на мне лежали все заботы по дому, но, по сравнению с Марком, я была как бы незваным гостем, посторонней.

Дядя. Вот как я называла Джона при ней. Впоследствии я об этом сожалела. Есть что-то грязное в том, чтобы выдавать любовника за члена семьи.

Итак, мы ели, болтали, но у меня начало проходить волнение, пыл, мне становилось скучно. Если не считать инцидента с оберточной бумагой в супермаркете, который я, возможно, неверно истолковала, инициатива исходила от меня, это я его пригласила. «Достаточно, хватит, — сказала я себе. — Теперь ему решать: продеть ли пуговицу в петлю или же не делать этого». Фигурально выражаясь.

Правда в том, что я не создана быть соблазнительницей. Мне даже не нравилось это слово, подразумевающее кружевное белье и французские духи. Именно для того, чтобы не впасть в роль соблазнительницы, я не принарядилась к этому ужину. На мне была та же белая хлопчатобумажная блузка и зеленые слаксы из терилена (да, из терилена), в которых я была в то утро в супермаркете. Ни к чему расфуфыриваться.

Не улыбайтесь. Я прекрасно отдаю себе отчет в том, до какой степени вела себя как персонаж из книги — как одна из тех возвышенных молодых женщин, скажем, у Генри Джеймса, исполненных решимости, несмотря на высокие идеалы, совершить трудный, современный поступок. А вот жены коллег Марка по фирме обращались за руководством не к Генри Джеймсу или Джордж Элиот, а к «Вог» или «Мари Клэр». Но для чего же тогда книги, как не для того, чтобы менять нашу жизнь? Разве вы проделали бы весь этот путь до Онтарио, чтобы послушать меня, если бы не верили, что книги важны?


Нет. Конечно, нет.


Вот именно. Да Джон и сам не был модником. Одна пара хороших брюк, три простых белых рубашки, одна пара туфель — настоящее дитя Депрессии. Но вернемся к моей истории.

В тот вечер я приготовила на ужин простую лазанью. Гороховый суп, лазанья, мороженое — это было меню, подходящее для двухлетнего ребенка. Лазанья получилась жидковатой, потому что была сделана из прессованного творога, а не из рикотты. Я могла бы второй раз съездить в магазин за рикоттой, но не сделала этого из принципа — точно так же, как из принципа не переоделась.

О чем мы беседовали за ужином? Ни о чем особенном. Я сосредоточилась на кормлении Крисси — мне не хотелось, чтобы она чувствовала себя забытой. А Джон был не очень-то говорлив, как вам, наверно, известно.


Я этого не знаю. Мне не приходилось встречаться с ним лично.


Вы с ним никогда не встречались? Меня это удивляет.


Я никогда не искал с ним встречи. Даже не переписывался. Считал, что будет лучше, если у меня не будет обязательств перед ним. Это дает мне свободу писать так, как я хочу.


Но вы же искали встречи со мной. Ваша книга будет о нем, но вы предпочли не встречаться с ним лично. Ваша книга не обо мне, но вы попросили меня встретиться с вами. Как вы это объясните?


Вы были важным человеком в его жизни. Вы были для него важны.


Откуда вы знаете?


Я просто повторяю то, что он говорил. Не мне, а многим людям.


Он сказал, что я — важный человек в его жизни? Удивлена. Мне это приятно. Приятно не потому, что он так думал — я действительно оказала влияние на его жизнь, — а потому что он говорил об этом другим людям.

Позвольте сделать признание. Когда вы впервые связались со мной, я почти решила отказать, не беседовать с вами. Думала, вы еще один из тех, кто гонится за сенсацией, один из академических любителей рыться в чужом грязном белье, что у вас имеется список женщин Джона, его любовных побед, и теперь вы идете по списку, отмечая галочкой имена, надеясь обнаружить что-то неприглядное о нем.


Вы невысокого мнения об академических ученых.


Да, невысокого. Поэтому и постаралась вам объяснить, что я не была одной из его побед. Скорее это он был одной из моих. Но скажите — мне любопытно, — кому он сказал, что я для него важна?


Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Стилист
Стилист

Владимир Соловьев, человек, в которого когда-то была влюблена Настя Каменская, ныне преуспевающий переводчик и глубоко несчастный инвалид. Оперативная ситуация потребовала, чтобы Настя вновь встретилась с ним и начала сложную психологическую игру. Слишком многое связано с коттеджным поселком, где живет Соловьев: похоже, здесь обитает маньяк, убивший девятерых юношей. А тут еще в коттедже Соловьева происходит двойное убийство. Опять маньяк? Или что-то другое? Настя чувствует – разгадка где-то рядом. Но что поможет найти ее? Может быть, стихи старинного японского поэта?..

Александра Борисовна Маринина , Александра Маринина , Василиса Завалинка , Василиса Завалинка , Геннадий Борисович Марченко , Марченко Геннадий Борисович

Детективы / Проза / Незавершенное / Самиздат, сетевая литература / Попаданцы / Полицейские детективы / Современная проза