И, созерцая картины минувших дней, Родольф мысленно поднимался на шестой этаж, посещая мансарды, где когда-то находил временное пристанище и где Муза, в те времена его единственная любовь, его верная, неизменная подруга, неуклонно сопутствовала ему, сдружившись с его нищетой и не переставая напевать ему песенку надежды. Но вот на фоне этой спокойной, размеренной жизни вдруг появилась женщина. Муза поэта, доселе бывшая полновластной владычицей в его обители, грустно удалялась, уступая место новой пришелице, в которой она почуяла соперницу. С минуту Родольф колебался между Музой, которой он как бы говорил взглядом: «Останься», и незнакомкой, которую знаком приглашал: «Входи». И как было отвергнуть это прелестное создание, явившееся во всеоружии красоты и юности? Прелестные розовые губки, с которых срываются наивные и смелые слова, полные нежных обещаний! Как не протянуть руку навстречу белой крошечной ручке с голубыми жилками, которая ждет пожатия и сулит ласку? Как сказать «уходи» цветущему восемнадцатилетнему существу, присутствие которого наполняет дом благоуханием юности и веселья? К тому же это создание так мило пело трогательным, нежным голосом каватину обольщения! Живые, сверкающие глаза девушки так пленительно говорили: «Я – любовь!», губы, на которых расцветал поцелуй, так простодушно обещали: «Я – наслаждение», и все ее существо так сладостно пело: «Я – счастье», что Родольф не в силах был устоять. Да и в самом деле, эта юная женщина была живым, подлинным воплощением поэзии,– ведь именно ей он обязан был самыми плодотворными взлетами вдохновения. Не с нею ли он делился восторгами, поднимаясь в заоблачные выси фантазий, где все земное исчезало перед его взором? Если ему и приходилось из-за нее страдать, то эти страдания были только расплатой за безмерную радость, которую она ему дарила,– ведь судьба вечно мстит нам за блаженство и никогда не дает человеку изведать совершенное счастье. Христианство прощает тем, кто много любил, ибо такие люди много страдали, и земная любовь может стать божественным чувством не иначе, как омывшись в слезах. Как человек пьянеет, вдыхая запах увядающих роз, так Родольф пьянел, вновь переживая в воспоминаниях былую жизнь, когда каждый день приносил с собою либо новую элегию, либо страшную драму, либо забавную комедию. Он пережил все стадии своей странной любви к ушедшей подруге – начиная с медового месяца и кончая домашними бурями, которые привели их к окончательному разрыву, он вспоминал бесконечные уловки своей возлюбленной, повторял все ее шутки. Он представлял себе, как она вертится возле него в их каморке, напевая песенку «Аннетта, милочка моя», и с беззаботной веселостью встречает и дни удач и дни невзгод. И он приходил к выводу, что в делах любви разум всегда неправ. Действительно, что он выиграл, разойдясь с Мими? Правда, когда они жили вместе, возлюбленная изменяла ему. Но в конце концов он сам себя мучил, потому что хотел непременно убедиться в ее изменах, он усердно собирал улики и сам точил кинжал, который вонзал себе в сердце. Ведь Мими была так ловка, что при случае могла бы ему доказать, что он ошибается. Кроме того, с кем она ему изменяла? Чаще всего с кружевом, с шелком, словом, с вещами, а не с мужчинами. А разве после ее ухода он обрел желанное спокойствие и безмятежность? Увы, он их не обрел. Мими не стало в доме – вот и все. Прежде он находил выход своим страданиям – он мог разразиться бранью, распекать, мог высказаться и разжалобить ту, которая причиняла ему боль. А теперь он страдал в одиночестве, теперь его ревность становилась прямо-таки неистовой: ведь раньше, если у него возникали подозрения, он мог не отпустить Мими из дому, мог удержать ее, мог распоряжаться ею. А теперь он встречает ее на улице под руку с новым любовником, и ему приходится отворачиваться, чтобы не видеть, что она счастлива и ждет от жизни новых радостей.
Так прозябал он три-четыре месяца. Но мало-помалу наступало успокоение. К этому времени Марсель вернулся из долгих странствий, в которые он отправился, чтобы забыть Мюзетту, и опять поселился с Родольфом. Друзья утешали друг друга.
Как– то в воскресенье Родольф встретил Мими в Люксембургском саду, она шла на бал и была разряжена в пух и прах. Она кивнула ему, он поклонился в ответ. Эта встреча очень взволновала Родольфа, но все же оказалась для него не такой мучительной, как прежде. Он еще немного погулял по саду, потом вернулся. Когда Марсель вечером пришел домой, он застал товарища за работой.
– Скажи на милость! – воскликнул Марсель, наклоняясь над его плечом.– Ты пишешь? Стихи?
– Пишу,– весело ответил Родольф. – Плутовка, кажется, еще не окончательно умерла. Я сижу уже четыре часа, ко мне вернулось былое вдохновение, я встретил Мими.
– Вот как! – с тревогой сказал Марсель.– И что же вы порешили?
– Не бойся, мы только поздоровались,– успокоил его Родольф.– Этим дело и ограничилось.
– Не врешь? – спросил Марсель.
– Не вру. Между нами все кончено, я это ясно чувствую. А раз я снова могу писать, то готов все ей простить.