Студенческие годы в Горьком. 1967-1972 гг.

Но проблема, с которой я сталкивался во все времена, изучая историю, заключалась в том, что я никак не мог удержать в памяти массу фактов и дат, связанных со всеми историческими действами, съездами и пленумами, решениями, декретами, прокламациями и программами; все они несли массу информации и деталей, которые следовало знать и помнить, со знанием дела интерпретировать, комментировать, развивать и обобщать на семинарах и экзамене. Именно такое оперирование безбрежной информацией было для меня неподъемным. Что бы я ни делал и как бы я ни старался! Причина такого печального состояния дел с данным предметом объяснялась тем, что все это надо было по необходимости рассовывать по полочкам и закуткам мозга на некоторое время, чтобы по требованию выдать на экзамене и тотчас же забыть навсегда. Мы называли историю КПСС «Законом Божьим», и это единственный предмет в моем дипломе, за который я получил на экзамене жалкую четверку, – что говорит о многом. Троек, полагаю, не ставили, так как столь низкий балл приравнивался к приговору за предательство родины.

Старейшие преподаватели факультета и его выпускники во время празднования 20-летия факультета (1982 год)

Курс лекций по русскому языку читал профессор Листов, щупленький лысый старичок, который говорил как настоящий дедушка – негромко и неспешно, будто мы были детсадовцы и нам читали нашу вечернюю сказку перед тем, как пожелать спокойной ночи. Все мы поголовно так же тихо уважали профессора и всячески старались с трепетной бережностью относиться к этому дряхленькому милейшему старикашке. Он же вел и семинары, на которых надо было выполнять всякие упражнения по лексикологии, морфологии, стилистике и прочим аспектам русского языка, которые должны были расширять и углублять наши филологические знания в качестве базиса для будущей профессии переводчика. Курс был, если я не ошибаюсь, рассчитан на один семестр, и экзамен мы должны были держать в нашу первую сессию.

Сдавал я этот экзамен досрочно, помнится, сразу после последнего семинара; дело было вечером – все занятия закончились, здание опустело, на улице стемнело, и мы с профессором, задающим мне вопросы, сидели одни в классе. Было как-то уютно, за окном шел тихий снег, а я пытался отвечать, но, как мне казалось, не очень успешно. Профессор Листов смотрел на меня своими добрыми выцветшими глазами с полуулыбкой на бледном лице, и я знал, что он терпеливо ждет нужного ответа на заданный вопрос, тем временем как я верещу все, что я знаю, к месту и не к месту. Нам обоим было ясно, что я безнадежно плаваю. Тем не менее я не сдавался, а профессор терпеливо ждал. Наконец он меня остановил и открыл мою зачетку. Настал самый важный момент того знаменательного зимнего вечера. «Товарищ Гизатуллин, я поставлю (акцент был сделан именно на это слово) вам пятерку… – Тут последовала драматическая пауза. – …за вашу исключительную активность на семинарах и стопроцентную посещаемость лекций, однако прошу обратить внимание, что…» На что там надо было обратить внимание, я уже не слышал. Главное – был желаемый результат. Я смотрел, как он выводил своим классическим почерком «отлично» в моей зачетке и думал, что жизнь хороша и жить хорошо.

Потом мы вместе двинулись по пустынному коридору к вешалке. Профессор шел неслышно – он был в огромных, округлых, явно редко надеваемых валенках черного цвета. Они, как сейчас, перед моими глазами, эти профессорские валенки, беззвучно скользящие по паркету!

11. Игра в войнушку

Занятия по военной подготовке – «военке», как мы ее называли, проходили на четвертом этаже. Поднявшись туда, ты сразу погружался в иную, какую-то строгую, если не сказать суровую, атмосферу: стены были выкрашены в темно-зеленые тона, они не пестрели яркими стендами и студенческими курсовыми стенгазетами, как на всех других этажах здания. Вместо этого на стене висела лишь одинокая застекленная витрина с фотографиями и именами членов военной кафедры да несколько плакатов с выдержками из устава Вооруженных сил СССР. По обеим стенам коридора располагались аккуратные ряды дверей, ведущих в аудитории, – одна из них была обшита черным дерматином и выглядела пузатой под толстым слоем звукоизоляционного материала. На ней красовалась табличка – «Начальник кафедры полковник Песков». Преподавательская находилась в соседней аудитории, и обшивка ее двери почему-то не выглядела такой же «пузатой». Подозреваю, в соответствии с военной субординацией.

В материале, подготовленном к пятидесятилетию образования переводческого факультета, вот что говорится об истории военной кафедры: