Читаем Студенческие годы в Горьком. 1967-1972 гг. полностью

У всех в квартире был свой распорядок дня и, что называется, своя рутина; кроме общения за ужином, все жили своими заботами и учебными делами, и не помню, чтобы возникали между нами какие-либо конфликты или трения, хотя, конечно, такие вещи при сожительстве разных людей не редки. Савелий Заходов и я учились на переводческом факультете, а третий квартирант – на педагогическом, он осваивал французский язык. Овладение всяким языком неизбежно связано с тренировкой иноязычного произношения, что предполагает громкое многократное повторение разных звуков и их сочетаний, а также разнообразных базисных слов, скороговорок и текстов. Работа вслух неизбежна, и, естественно, всем в нашей квартирантской «коммуне» пришлось привыкать к тому, что на соседней кровати кто-то усердно бубнит на французском, испанском или английском.

Наш будущий педагог, которого мы звали на французский манер Серж, потому что в обыденной жизни он звался Сергеем, был особо заядлым любителем практиковать французское произношение. Делал он это так театрально и с таким задором, что его энтузиазм выплескивался наружу: он забывался и, видимо подражая своему преподавателю, страшно гримасничал и жестикулировал, силясь произнести как можно правильнее тот или иной звук, или слово. Слушать его и смотреть на его «экзерсисы» было так забавно, что мы едва сдерживали смех. Войдя в раж этого представления, Серж складывал пальцы правой кисти в заостренный пучок, вытянув руку, водил ею перед нашими, едва сдерживающими гогот, лицами и в такт этим движениям, яростно артикулируя губами, произносил звуки (((((,(((((,(((((… Я же предпочитал работать над фонетикой в лаборатории, где ты никому не мешаешь своим усердием, да и над тобой некому потешаться.

У каждой кровати в нашей коммунальной комнате стояла настольная лампа, так что индивидуальным источником света можно было воспользоваться по своему усмотрению. Я очень часто читал в постели, перед тем как уснуть, и, естественно, прикроватное освещение весьма пригождалось, чтобы не беспокоить ярким светом остальных квартирантов. Однако пользы от такого чтения в постели было мало, потому как в большинстве случаев ночное бдение заканчивалось тем, что ты просыпался в середине ночи с зажженной лампой и учебником, мирно «сопящим» рядом с тобой на подушке. Тем не менее всегда не хватало дневных часов на выполнение всех учебных заданий, даваемых в институте, и постоянные попытки сделать что-то еще за счет сна были естественны, но по большей части… тщетны. Одно утешало, хозяйка нашей квартиры Анастасии не была типичной брюзгой и скупердяйкой, считающей копейки, – она никогда не отчитывала никого за то, что иногда мы засыпали при включенной лампе с раскрытой книгой на лице или груди.

10. Многие знания – многие печали

Коммунистическая партия Советского Союза, известная как КПСС, была вездесущим, всевидящим, все знающим и во всем участвующим авангардом советского общества. Трудно было не заметить лозунг «Слава КПСС!»: куда бы ты ни смотрел и где бы ты ни находился в советской стране. Это называлось «положительно воздействовать» на умы и совесть каждого советского человека. Лозунг «Слава КПСС!» гордо возвышался над тобой и следил за тобой с высоты жилых домов; его можно было видеть на огромных щитах при въезде в большие города и захудалые деревушки в глубинке; его вывешивали на стены домов и несли на транспарантах во время демонстраций Первого мая и в день празднования очередной годовщины Великой Октябрьской социалистической революции. КПСС пронизывала нашу жизнь, руководила нами и не давала нам сойти с начерченного партией пути или оступиться и, не дай бог, жить не по-советски. В связи с таким высоким предназначением партии Ленина и ее руководящий авангардной роли в СССР предмет «история КПСС» был неизменной частью общественной науки, его изучали до дыр, о партии было написано несчетное количество книг; диссертация по истории КПСС всегда являлась беспроигрышным билетом в карьере амбициозного комсомольского руководителя, вырастающего из своего кресла.

Изучали историю КПСС и в ГГПИИЯ им. Н. А. Добролюбова по полной программе целые два семестра – с зачетом после первого полугодия и экзаменом в конце учебного года. Имелось множество лекций и семинаров, к которым надо было читать и конспектировать бесчисленное количество «источников классиков марксизма-ленинизма». Сам по себе предмет о том, как зарождалась партия, как она работала с массами и «завоевывала умы» угнетенных классов, как она поднимала их на борьбу за справедливость и права трудового народа, был очень даже интересен и достоин изучения с точки зрения исторических фактов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное