Студенческие годы в Горьком. 1967-1972 гг.

Когда приходила очередь моих сожителей готовить ужин, они оказывались более сообразительными и частенько приобретали что-нибудь в Домовой кухне, где продавали всякие полуфабрикаты – котлеты, готовые для жарки-парки, свиной или говяжий гуляш, фарш и даже готовое тесто для пирогов. Однако надо было знать, когда ходить туда, потому что все это разнообразие раскупалось быстро. К жареным котлетам в качестве гарнира варилась вермишель. Перед приготовлением ее подсушивали или поджаривали на сковородке без добавления какого бы то ни было масла, и она через некоторое время подрумянивалась, приобретая особый вкус. Мы ели много хлеба, особенно белые булки по тринадцать копеек, которые можно было купить свежими и даже иногда еще теплыми в местной булочной.

9. Рыцари круглого обшарпанного стола

После первого семестра один из парней съехал с квартиры, и его кровать занял второкурсник Савелий Заходов из Оренбурга с англо-испанского отделения нашего факультета. Он оказался очень интересной личностью. Между собой мы звали его просто Заходов. Он не входил в артель по приготовлению ужинов и явно считал себя выше суеты подобного рода – вообще имел неординарные взгляды на многие вещи. Савелий не навязывал их никому, но мог без обиняков дать тебе понять, что он иного мнения о том или о сем. Его родители были врачами, и, как выходец из семьи советской интеллигенции, он чувствовал себя выше других, давал это понять не моргнув глазом и, кажется, немало этим гордился. Но Заходов щелкал нас по носу, не унижая, а просто констатируя факты.

Наш общий круглый стол в середине комнаты никогда не был покрыт никакой скатертью; лак, когда-то украшавший его фанерную поверхность, давно стерся в результате многолетнего служения домочадцам и квартирантам хозяйки. Так что в наше время стол представлял жалкое зрелище – был покрыт потеками, оставленными несчитанным количеством тарелок, блюдец, стаканов, чашек, кастрюль и сковородок. По какой-то причине меня и двух других ребят-первокурсников, ежедневно пользовавшихся столом, это как-то не волновало, и мы на разукрашенную разводами и кружками поверхность не обращали никакого внимания – главное, чтобы крошек не было и лужиц пролитого чая.

Только на Савелия вид нашего стола действовал как красная тряпка на разъяренного быка во время испанской корриды. Он не мог его выносить и первое, что делал, приходя домой, это расстилал свежую газету на столе и уж потом выкладывал из своей сумки или авоськи традиционную булку по тринадцать копеек и ломоть докторской колбасы, завернутый продавцом гастронома в серую бумагу. Это был его неизменный ужин, и я не припомню, чтобы его вечерняя трапеза состояла из чего-либо другого.

Савелий всегда в холодное время носил перчатки – толстые вязаные зимой и кожаные осенью; когда жал тебе руку, войдя в комнату, что было заведено между нами, его ладонь всегда ощущалась как слегка потная и липковатая. А еще он часто мыл руки под краном на кухне, а также ополаскивал, казалось бы, без особой надобности и другие вещи, даже свою булку по тринадцать копеек, если случалось ронять ее по неосторожности, доставая из авоськи.

Савелий казался странным парнем во многих отношениях, но в целом добродушным и приятным в общении. Он был выше среднего роста, на его длинном лице, над толстыми негроидными губами, редутом топорщились ржавые усы; не очень высокий лоб морщинился всякий раз, когда он улыбался или смеялся. Ногти длинных пальцев его рук были тщательно ухожены – он часто подправлял их аккуратной пилочкой с черной пластиковой рукояткой. Так, видимо, его приучили делать дома. Говорил он тоже своеобразно, употребляя очень привлекательные архаичные словечки и выражения, которые я брал в свой обиход, как это часто бывает при общении с притягательными людьми.

Савелий Заходов был во многих отношениях ярче, чем кто-либо в нашей квартирантской общине, и гравитация его «шедевров» неизбежно притягивала нас. Подсознательно я понимал, что общение с такими, более уверенными в себе и умеющими успешно презентовать себя в окружающем мире ребятами, полезно для моего прогрессивного взросления и развития, поэтому невольно сближался с людьми вроде Савелия Заходова. Должен признаться, мне понадобилось несколько лет, чтобы расширить круг общения с крутыми ребятами и при помощи этого сбросить с себя печальный неприглядный образ убогого Le Miserable’я, то есть превратиться в нормального студента своего времени. Все в моей жизни, связанное с интеграцией в мир, существующий вне моего узкого круга интересов, шло с запозданием года на три, тем не менее процесс выравнивания медленно, но шел, и я верил, что настанет время, когда я стану как все, но, конечно, со своей изюминкой.