Студенческие годы в Горьком. 1967-1972 гг.

Волоча свои чемоданы, мы вошли в довольно просторный вестибюль с мозаичным полом, несколькими зеркалами по стенам и гардеробом, расположенным напротив входа. Над ним висел плакат «Добро пожаловать!». Вдоль стены слева стояли длинные столы, покрытые красным полотном и стопками бумаг, – здесь сидели члены приемной комиссии. Над ними располагалась еще одна вывеска – «Приемная комиссия».

Вот и настал долгожданный волнительный момент подачи документов. Помнится, все люди, с которыми пришлось общаться, были очень вежливыми и приветливыми, пытались оказать любую необходимую нам помощь. С документами все обошлось без проблем. Миловидная женщина, принимающая меня, увидев мой школьный аттестат с серебряной медалью, улыбнулась и, одобрительно хмыкнув, проговорила: «Очень хорошо, молодой человек. Такие абитуриенты нам очень даже нужны. Желаю успеха с экзаменом по английскому». Нам выдали расписание консультаций, которые должны были проводиться перед началом экзаменов, расписание самих экзаменов и, самое главное, направление в студенческое общежитие, где нам предстояло проживать. Все шло по плану. Начало внушало оптимизм. А как же иначе! Мы же поступаем в ГГПИИЯ им. Н. А. Добролюбова!

Общага располагалась довольно далеко от института, да и от самого центра города – в районе, называемом Мызой. Добираться туда нужно было «на перекладных»: сначала автобусом до площади Минина, а потом на троллейбусе. Имелась и другая возможность: пройти пешком до площади Минина, а уж потом сесть на троллейбус. От площади Минина до Мызы ходило маршрутное такси, «маршрутка» в обиходе. Это был самый быстрый вариант, но, само собой, он и стоил соответственно. Билет в троллейбусе обходился в пять копеек, в автобусе – шесть, а в маршрутке – аж целый полтинник. Если учесть, что на пятьдесят копеек можно было недурно пообедать в институтской столовой, то кататься на маршрутке, с моей точки зрения, приравнивалось к расточительству. Так что нашим с Вовкой транспортом стали автобус и троллейбус, и точка.

Общежитие Иняза размещалось в четырехэтажном здании белого кирпича, типичном для всех общежитий: на первом этаже, естественно, имелся вестибюль с пропускной системой, на этом же уровне располагались разные административные помещения, кладовые и буфет, который, насколько помню, чаще был закрыт, чем открыт, да и еды там приличной не водилось. Половину этажа занимал читальный зал, в котором можно было заниматься в относительной тишине. В цокольном этаже, помнится, находились душевые комнаты, кладовые кастелянши, где хранилось постельное белье, и прочие хозяйственные помещения. На втором, третьем и четвертом этажах располагались четырехместные комнаты – по обе стороны длиннющего коридора, в обоих концах которого были туалеты, умывальные комнаты и кухни. В воздухе стоял терпкий специфический запах «общаги», который не забыть никогда. Вот здесь мы и обустроились на период вступительных экзаменов.

Деталей того, как мы там жили и готовились к экзаменам, не припоминаю, но, видимо, процесс пошел и мы приспособились к «предлагаемым обстоятельствам».

В первую очередь мы, конечно, посещали консультации по английскому, чтобы как следует подготовиться к экзамену. Вели их, судя по возрасту консультантов, студенты старших курсов, и фокусировались они на том, как надо готовиться к экзаменационному испытанию и отвечать на вопросы, какие типичные ошибки абитуриенты допускают в своих ответах. Подготовка, на мой взгляд, шла хорошо, и на консультациях мне все было понятно. Только одного я никак не мог уразуметь: почему после каждого нашего ответа преподавательница всегда говорила «I see», прежде чем продолжить свои комментарии. В моем понимании это означало: «Я вижу». А видеть там было нечего, и поэтому я пребывал в некотором недоумении.

Помнится, после занятия, когда мы все с преподавателем уже спускались по лестнице, я, наконец набравшись смелости, попросил разъяснения и был приятно удивлен, узнав, что эта фраза означает не что иное, как простое «понятно», «мне все ясно». Тут налицо типичное явление, имеющее место в процессе обучения любому новому языку: каждое слово всегда обладает многими значениями, а также может стать частью идиоматичного выражения – в нем слово приобретает иной смысл, подчас не связанный с изначальным. В школе нас вполне понятным образом обучали, что «to see» прежде всего означает «видеть глазами», а значение «понимать» преподносилось чуть позже, в курсе овладения языком.

В качестве примера из близкого нам русского языка можно привести слово «стул», которое означает предмет мебели и, безусловно, изучается одним из первых при знакомстве с новой лексикой. Другое значение слова «стул», связанное, в частности, с продуктами жизнедеятельности человека, конечно, не будет преподноситься обучаемым на первых уроках, а станет предметом изучения, скорее, со стороны медиков, при овладении специализированным английским языком.