Студенческие хроники или год в общаге (СИ)

Брюнетка достала шприц, бутылочку и, набрав лекарства, подошла ко мне.

- Не бойся, – ободряюще улыбнулась она. – Когда проснешься, всё будет позади. Ложись сразу на каталку.

Я послушно выполнила все требования. Расслабилась и умиротворенно посмотрела в потолок, положив руки на живот. Сначала кожу привычно “подморозил” спирт, а затем я почувствовала острую, но быструю боль – игла вонзилась в предплечье.

“Всё будет хорошо, малыш”, – это были последние мои мысли, прежде чем я погрузилась в глубокий тяжёлый сон.

- Как его зовут? – наконец, заговорил я, поглаживая фотографию, отобранную у Елены. Девушка недовольно покосилась на меня, обдумывая, говорить имя или нет, и нервно заправила прядь волос за ухо. Я грустно усмехнулся.

- Елена, понимаю, что больше всего на свете ты хочешь стереть меня с лица земли, но, умоляю, ответь на мой вопрос. Это очень важно для меня... Как его зовут?

- Эдвин, – Петрова произнесла имя очень тихо, но я всё равно расслышал.

Эдвин… Эдвин Сальваторе.

Мой сын.

В груди разлилось жгучее, но одновременно приятное тепло. Я отец. Отец. Какое ликование приносит это слово!

Я хочу встретиться с сыном. Непременно.

- Ни за что! – оказывается, последние слова я произнес вслух. Девушка вскочила с диванчика и скрестила руки.

- Скажи, ты смеешься надо мной?! – она была в ярости. – Два года назад ты не хотел этого ребёнка, бросил меня в труднейший период моей жизни, а теперь, когда все более-менее наладилось, внезапно решил поиграть в доброго папочку?! Думаешь, у меня совсем гордости не осталось?!

- Елена, пожалуйста, – я тоже встал с дивана и заглянул Петровой в глаза, – мы же взрослые люди. Давай решим всё спокойно, без лишних эмоций и злобы. Да, я виноват и не отрицаю это. Я виноват ровно настолько, чтобы ненавидеть себя за прошлое. Я был полнейшим идиотом. Но я хочу исправить ошибки. Ребёнку нужен отец, ты должна сама это понимать. И он… нет, вы, вы оба мне также нужны. Больше всего на свете.

- Ошибаешься, – Елена несколько злорадствующе, но, в то же время, с горечью усмехнулась. – Мы не нуждаемся в тебе, Деймон. Ни я, ни Эдвин. Ты отказался от нас. Возможно, раньше это меня мучило, но не сейчас. Мне нравится моя нынешняя жизнь, и я не собираюсь впускать в неё тебя снова. Всё кончено.

- Елена! – я схватил её за плечи, но она раздраженно вырвалась. – Елена, просто подумай, что ты говоришь! Ни один ребёнок не будет полностью счастлив, если у него нет хоть одного родителя. Он будет ощущать себя ущербным и брошенным, а я не хочу, чтобы мой сын знал эти чувства! Не будь эгоисткой!

- Кто бы говорил! – повысила голос девушка. – Ты всегда всё портишь, Деймон, всегда! Я буду напоминать тебе снова и снова: не ты был рядом со мной, когда мне действительно нужна была поддержка. Не ты. Мне пришлось самой выкручиваться из сложившейся ситуации! Я бросила сестру, подруг, учёбу, мечты ради того, чтобы ребёнок жил, а ты же… ты ничего не потерял, а только наслаждался жизнью!

- Знай бы я о том, что ты не сделала аборт, я бы…

- Слишком много “бы”, Деймон, – отрезала Петрова, – а поэтому мне абсолютно наплевать на то, чтобы ты делал. Меня поддержал другой человек, и ему не требовалось для этого условное наклонение.

- И кто же? – я сжал зубы. Слова Елены резали хуже ножа. Они, будто лезвие, кромсали сердце на рваные куски. Чертовски больно.

- Элайджа, – девушка произнесла это имя с нежностью, что заставило всё клокотать внутри меня. – Брат Ребекки. Возможно, ты его помнишь.

- Помню, – процедил я.

- Он единственный, кто помогал мне держаться.

- Он знал о беременности?

- Да, я рассказала ему всё почти сразу, как только мы приехали в Лондон. И он понял меня. Внял моим мольбам и не стал говорить об этом Кэтрин и остальным. Он до сих пор держит этот факт в секрете. И знаешь, в чём главное отличие его от тебя? Ему я могу верить.

- Ты с ним спишь? – грубо спросил я, не в силах обуздать ревность.

- Посмотри на себя, Деймон. В тебе не осталось ничего чистого, – грустно усмехнулась Петрова. – Нет, мы не спим, не женаты и даже не встречаемся. Элайджа – друг, почти брат, который дороже мне тысячи таких, как ты. И Эдвин очень любит своего дядю, так же, как и он его.

Последние слова Елена произнесла твердо и с особой жесткостью. Это и стало апофеозом нашего разговора и моей растущей злости.

- Можешь говорить что угодно, делать, что угодно, – угрожающе прошептал я, склонившись над девушкой, – но я не брошу своего сына. И тебя. Тебе придётся с этим смириться, потому что, в конце-концов, я добьюсь своего. И даже не пытайся спрятать Эдвина от меня, потому что я найду его в любой точке мира, да хоть, чёрт возьми, на Марсе! Надеюсь, ты осознала мою решимость?

- Уходи, – тихо бросила девушка, глядя на меня блестящими от слёз глазами. Она быстро оказалась у двери и распахнула её. – Уходи сейчас же.

Я сжал зубы с такой силой, что скулы свело, но промолчал. Взял себя в руки и нашёл силы повиноваться Петровой. Она проводила меня взглядом, не сказав ни слова.