Студент

«Стоящая женщина» Гастона Лашеза на аллее перед выставкой у многих вызывала недоумение и неприятие. В газетах фигуру женщины назвали «гротеск и насмехательство». Но позже я как-то в разговоре с одним художником вспомнил эту скульптуру, и он мне объяснил, что прообразом ее была любимая женщина скульптора и он изваял ее, когда они находились в разлуке, вложив в работу всю силу своего неутоленного желания и всю преданность ей. Она вышла у него крутобедрая, с большими грудями как древняя богиня плодородия и стала самой известной в мире работой Лашеза.

— А, кстати, — сказал Юрка. — кустодиевские дородные купчихи не вызывают у нас неприятие, а рубенсовские женщины, такие же толстые, как и «стоящая женщина», считаются гениальными произведениями искусства.

Многие посетители ходили с полиэтиленовыми пакетами в руках, но мы не нашли, где эти пакеты раздают, зато набрали буклетов и проспектов, которые свободно лежали в павильонах, и раздобыли значки, которые тут же прикрепили к рубашкам. Но вот чего мы не попробовали — это пепси-колы, которую раздавали из автоматов бесплатно, но народ давился в очередях за этим заморским напитком, а американские девушки снисходительно, а мне показалось с иронией, улыбались. И мы молча согласились с Ляксой, когда он сказал:

— Чуваки, не будем унижаться!

На выходе из парка нас остановил человек в штатском и отобрал две книги, которые «затырил» Лякса. На это смущенный Лякса сказал:

— Да все брали, я что-ли один. И экскурсовод не возражал.

По дороге в общежитие Лякса заметил:

— Американцы все всё время жуют, причем везде, во всех павильонах.

— Chewing gum! — сказал я. — Жевательная резинка. Мне давали в Питере пробовать англичане.

— Это я потом понял. На что похожа?

— Резинка и есть, только со вкусом мяты или чего-то еще. Ты что, не слышал про жвачку? — удивился я.

— Почему, слышал, — сказал Лякса, — Только не понимаю, в чем смысл?

— Говорят, чистит зубы.

— Чушь какая-то! — сделал вывод Лякса.

Мы зашли в магазин, купили три бутылки портвейна, кило колбасы, два батона, два плавленых сырка и две банки килек в томате и пошли к Ляксе в общежитие.

Федор при виде вина и колбасы оживился. Мы капитально устроились на сдвинутых кроватях, составив две тумбочки, на которые и разложили снедь. Нас не оставляло впечатление от выставки, и мы, выпив немного вина, продолжали делиться своими впечатления.

— Пепси-колу пили? — спросил Федор.

— Не пили, — коротко ответил Лякса.

— А я пил. Дрянь. Попробовал и вылил. Горелой резиной пахнет. Квас лучше.

— А Хрущеву понравилось. Говорят, он целых два стакана выдул, — вспомнил Лякса.

— В бытовом отношении американцы, чего говорить, живут лучше, — сказал Юрка.

— Что ты имеешь ввиду? — Лякса насмешливо посмотрел на Юрку. — Пепси-колу, джинсы, жвачку?

— Я имею ввиду автомашины, промышленные товары, изобилие продуктов, одежду. И джинсы в том числе. А до» ма с кухнями, которые оборудованы всем необходимым?

— Это все напоказ. Не все хорошо у нас, но и там показухи достаточно. Кстати, большинство этих вещей простые американцы тоже не могут себе позволить.

— Могут, — сказал Фёдор. — Для этого у них широко используются кредиты, хотя это кабала.

— Читал, что Хрущев сказал в разговоре с Никсоном?

Наша промышленность ориентирована на производство не предметов роскоши, а на производство действительно значимых товаров. Потому мы и впереди в освоении космоса, — сказал Юрка.

— Космос космосом, но жрать человеку тоже нужно, — угрюмо вставил свое слово Федор. — В общем, как ни крути, а в сравнении с нашей скудостью американский уровень благосостояния выше нашего в разы. А что до жвачки или джинсов, то желание иметь это естественно для нормального человека с точки зрения развития цивилизации. Человек, может, и живет ради комфорта.

— Ну, Федя, это уж совсем по-мещански, — засмеялся Юрка.

— А мещанство — слово не ругательное. Девяносто процентов народа, и нашего тоже, как ни странно — мещане, обыватели. Мы как-то высокие слова мимо ушей пропускаем, и ушки навостряем при слове хлеб, колбаса, комфорт и быт. Кстати, значения слов «обыватель» и «мешанин» приобрели иронический оттенок с подачи Горького и Маяковского, который «изобрел» словосочетание «мурло мещанина».

— Это верно, — согласился с Федором Лякса. — Пушкин в стихотворении «Моя родословная» с гордостью отмечал: «Я просто русский мещанин!», и Андрей Платонов утверждал, что историю вывезет не герой, а мещанин.

За разговорами, которым не бывает конца, мы не заметили, как пробежало время, и спать мы легли далеко за полночь. Когда куранты пробили по радио двенадцать часов и зазвучал гимн, Юрка спохватился, и они с Ляксой пошли вниз в вахтерскую звонить Николаю Дмитриевичу, что Юрка заночует в обжаге.