Студент (СИ)

- А мне он как-то не мешает, - беспечно бросил Вовка, уловив каким-то кошачьим слухом мои слова. Мне стало неловко, но Вовку это совершенно не смутило.

- Его девки и с таким носом любят, - сказала Маша. - Настоящего мужчину, как известно, шрамы украшают. Правда, Вов?

- Истинная правда, - не стал отказываться Вовка.

- На кота он блудливого похож, - сказал Леран Еремин.

- Могу и обидеться, - серьезно ответил Вовка.

- Мальчики, не ссорьтесь. А ты, Леран, говори, да не заговаривайся. Одно дело шутка, и совсем другое хамство.

- Ну, извините, перегнул. А ты, Вов, не обижайся, что-то я сегодня не в форме, - признался Леран.

- Ладно, - согласился Вовка. - Сейчас поправим.

И он, открыв очередную бутылку, стал разливать вино по гладким стаканам с золотыми каемками. "Эра граненых стаканов закончилась", - пожалел я, подумав о том, что выпивки из граненых стаканов в прежние времена проходили веселее и демократичнее.

- Леран, убери книгу, а то ненароком вином зальем, - сказал Валерка Покровский.

На краю крышки рояля рядом с бутылками, яблоками, сырками и шоколадными конфетами "Василек" как-то некстати лежала книга. Я взял томик в руки, чтобы передать Лерану, и отметил название: "Дженни Герхардт".

- Ты, что-ли читаешь? - спросил я Лерана.

- Да ну, это маман. Я до женских романов неохочь.

- Да что ты понимаешь? - обиделась за Драйзера Маша. - Книга и интересная, и поучительная. И о многом заставляет задуматься. А вам, мужикам, тем более полезно прочитать.

- Потому что Дженни родила без мужа? - насмешливо сказал Вовка Забелин.

- Потому что предрассудки, - пылко ответила Маша. -

Дженни пожертвовала всю свою жизнь ради любимых мужчин, а Лестер оказался слишком слабым человеком, чтобы переступить условности своего круга. Он просто бросил Дженни.

- Так он за это и поплатился, потому что женился девушке, которую не любил, - сказал я, чтобы поддержать Машу, которая так близко принимала к сердцу историю, рассказанную писателем.

- Потому что предал любовь. А Дженни осталась верна себе. Она осталась порядочной, чуткой и любящей.

- Я и говорю, что не роман, а одни слезы, сантименты, которые так любят женщины, - сказал Вовка Забелин.

Я видел, что никому больше не интересна Дженни Герхардт, также, как и ее автор, и оставил эту тему.

Говорили о разных пустяках: о новых фильмах, которые шли на экранах кинотеатров. Восторгались недавно вышедшей в прокат "Судьбой человека" с Бондарчуком, смеялись, вспоминая кадры недавно появившегося на экранах фильма "В джазе только девушки" с Мэрелин Монро, меня расспрашивали про Ленинград, про институт, вспомнили и мои рассказы в "Неве".

- Не зря ты уехал в Питер, - сказал Валерка Покровский. - Тебе же Зыцерь письма в Универ, вроде, давал?

- Письма мне не пригодились. Меня и без писем приняли, - ответил я спокойно, но меня задел его тон.

И вообще я отметил, что ко мне стали относиться хотя и с некоторым пиететом, но настороженно. От этого я чувствовал себя неловко, понимая, что для всех я уже, если не чужой, то и не свой.

Когда выпили все вино и стали соображать, где достать еще денег на выпивку, я положил на рояль двадцать пять рублей. Вовка Забелин полез целоваться, а я, сославшись на то, что обещал быть пораньше дома, со всеми попрощался и пошел к двери.

- Володя, подожди, мы с тобой, - окликнула меня Маша, которая тащила за руку Алика. Он не упирался, но лимоннокислое лицо его выражало недовольство.

- Пижон! - услышал я тихо сказанное вслед то ли Валеркой Покровским, то ли Лераном Евсеевым.

Глава 23

Петр Дмитриевич, Наталья Дмитриевна и Юрка. О Драйзере и его книгах. "Как пойдешь по Болховской..." Встреча с Милой. Запутанные отношения. Идем, "куда глаза глядят". Травяное ложе на склоне у монастыря. Приблудный щенок. Прощание без слез с душевной раной.

- Петр Дмитрич. Иди. Кто к нам пришел. Володя пришел. - Наталья Дмитриевна сияла словно царский золотой червонец. Петр Дмитриевич вышел из их с Натальей Дмитриевной спальни, днем служившей ему кабинетом, строгий и взъерошенный, словно с кем-то только что подрался

- Кто? Володя? Здравствуй, Володя. В Ленинграде учишься? В ЛГУ? Ну да, в Герценовском. Юрка говорил. Да. А наш охламон туда-сюда прыгает, не определится никак. Говорят, что-то пишешь. Слыхал, слыхал. Вот, на Юрку тоже повлияй, может остепенится.

Все это Петр Дмитриевич проговорил без пауз одним махом и ушел, прежде чем я успел возразить, что у Юрки все в порядке и беспокоиться за него нечего. А повлиять, он сам на кого угодно повлияет. Эти слова слушала уже Наталья Дмитриевна, и я видел, что она проникается от этого ко мне еще большим расположением. Открылась дверь, и Юрка, недовольно бросив в сторону матери слова, предназначенные больше отцу: "Не надоело одно и то же долдонить?", увел меня в свою комнату. На кровати лежал томик с романом "Стоик" Драйзера. Юрка до меня лежал на кровати и читал последний том трилогии.

Я вспомнил разговор у Лерана, и спросил:

- А "Дженни Герхардт" читал?.