Студент (СИ)

Началось все с того, что я отнес в институтскую многотиражку несколько своих переводов из Уильяма Блейка, Стивенсона и Роберта Бёрнса. Переводы напечатали, а когда стали готовить концерт к приезду какой-то студенческой делегации из Англии, решили, что было бы неплохо эти мои переводы прочитать в присутствии англичан: и нам хорошо, и им приятно.

Столичный ВУЗ - это не провинция, где самодеятельность полностью ложится на плечи энтузиастов, здесь работали профессионалы, которые не только отбирали номера, но и репетировали, добиваясь безукоризненного исполнения. Со мной работал актер, лицо которого знакомо многим по фильмам, в которых он снимался, конечно, не Кадочников и не Баталов, но все же настоящий актер, не чета какому-нибудь массовику-затейнику. Первое правило, которое озвучил мой наставник, гласило: "Прежде всего, артист должен знать свой текст так, чтобы слова от зубов отскакивали, так, чтобы ночью разбуди, слова знаешь. Иначе на сцене будешь думать только о том, чтобы, не дай Бог, текст не забыть. И тогда ты будешь выглядеть нелепо, как на школьном представлении". С текстом у меня проблем возникнуть не могло по определению, и, когда наставник убедился, что текст у меня "от зубов отскакивает", стал учить художественному чтению, то есть правильной актерской декламации.

"Обучение чтению стихов - сродни обучению пению, - говорил наставник. - Главный инструмент, как певца, так и чтеца - это голос и дыхание". И он ставил мне дикцию, голос и заставлял тренировать речевое дыхание.

В результате этих недолгих, но результативных занятий, стихи я читал как заправский артист и, думаю, что все огрехи моего еще не зрелого перевода, благодаря хорошей подачи, как бы стерлись и прошли незамеченными для зрителей.

На сцену я вышел после выступления Гали Максимовой, которая показала упражнения с мячом, и после выступления первокурсницы Сони Самулевич. Соня доставала губами розу, держась руками за пятки, и вообще демонстрировала невероятную гибкость, что казалось удивительным при ее пухлой комплекции. В цирке такие номера называются "каучук", а на афишах, представляя артистку, часто пишут "женщина-змея". Соня отличалась невысокой и полной фигурой, что никак не вязалось с возможностью ее тела так гнуться, но гнулась она так, словно у нее вообще отсутствовали кости. Я знал из медицинской энциклопедии, что кости обладают эластичностью и упругостью, когда в них достаточно много органических соединений. У Сони, наверно, этих органических соединений присутствовало с избытком.

Впервые я увидел эту девушку при обстоятельствах насколько комических, настолько и странных. Однажды она забрела в нашу комнату в поисках Лёни Котова, с которым познакомилась во время вступительных экзаменов. Лёня куда-то уходил, и Соня осталась ждать его. Девушка оказалось разговорчивой и через десять-пятнадцать минут мы знали о ней практически все. А потом она рассказала, что занималась акробатикой и на всех школьных концертах выступала с номером "Гуттаперчевая девочка", потому что ее тело имело особую гибкость. "Сейчас покажу", - сказала Соня и стала раздеваться. Мы с Жорой и Васей Сечкиным лишились дара речи, а наши немцы, Генрих и Яков поспешили выйти, они тенью скользнули за дверь, и будто их и не было. Соня осталась в одном купальнике, ловко влезла на стол и продемонстрировала нам все элементы своего искусства. Вася похлопал в ладоши, Жора недоуменно пожал плечами и незаметно для девушки покрутил пальцем у виска, а я поразился полному отсутствию комплексов у нашей гостьи. Не похоже, чтобы это смутило Васю Сечкина, но мы с Жорой чувствовали неловкость, будто раздевались сами. Соня спокойно оделась и как ни в чем не бывало стала рассказывать нам про свою школу. Вскоре появился Леня, и они ушли.

- Ну, наглая, - с растерянной усмешкой сказал Жора. - Ни тебе стыда, ни тебе совести. Пришла к мужикам в комнату и разделась до трусов, будто у себя дома.

- Ну, не до трусов, а до купальника, - весело поправил Вася. - А ты, вроде, девок в купальниках не видел.

- Здесь не пляж, - махнул рукой Жора, не желая связываться еще и с ветреным Васькой...

Я читал легкие стихи Блейка:

Зеленый лес от радости смеется,

В ответ ручья журчанье раздается.

Смех ветра отдается гулким эхом,

И холм дрожит веселым смехом.

Луг расцветающий смеется,

Смех соловья над лугом льется,

И даже Мэри и Эмили

Свой смех со смехом луга слили.

В тени смеются звонко птицы -

Весна пришла, всё веселится.

Проснитесь все, с природой слейтесь,

Весну вдыхайте, пойте, смейтесь!

Потом я читал переводы из не менее милых стихов Стивенсона:

Зимой темно, когда я просыпаюсь,

При желтом свете свечки одеваюсь,

А летом нужно спать ложиться,

Когда ещё и солнце не садится...

И Бёрнса:

Разве можешь ты меня оставить,

Так жестоко чувства оскорбить,

Сердце так страдать заставить!

Нет, не можешь ты меня забыть!

Нет, не можешь ты меня забыть!

Так легко не можешь разлюбить,

Чувством так жестоко править,

С другом так коварно изменить!

Ты должна со мною быть!

Ты должна со мною быть!