Я встрепенулась, а Миранда Околополус взглядом нашла меня на первой парте и кивнула, разрешая удалиться.
«Вот оно, сейчас начнется» – сказала я себе, не зная, что оно и что начнется, но в кабинет к проректору шла, чувствуя, как в животе закручивается комок волнения. Такое бывало в детстве, когда я шла на контрольную, совершенно не знала урока, но была готова рискнуть. Как правило, удавалось или списать, или вымолить у учителя тройку, негативного опыта не возникало, и потому готовиться к предмету я так и не начала. Если слова Таматина насчет того, что не подготовленные студенты на практике погибают, – правда, то следовало плохую привычку устранять, а не плодить ее с помощью мыслей о Радагате.
Секретарь проректора воздушного отделения встретила меня недовольным лицом – я ей помешала заполнять какую-то очень важную бумажку. Указала пальцем на диван и предложила подождать. Мне это показалось странным, ведь обычно к проректору я заходила сразу, лишь коротко кивнув секретарю в знак приветствия.
– Что происходит? – шепотом спросила я у старушки, но она лишь зыркнула на меня из-под куцых ресниц и продолжила с заметным усердием выводить буквы на бумаге. Меня снедало любопытство, но делать нечего, приходилось ждать, ведь даже подслушать то, что происходит в кабинете, не представлялось возможным. Под прицелом сторожевого бульдога-то.
Мне пришлось ждать не больше пяти минут, как распахнулась дверь, и на пороге показался Радагат.
– Добрый день, студентка Тиррос, – я взглянула в невозмутимое лицо проректора и всмотрелась в него, пытаясь непонятно что обнаружить. Хотя почему непонятно что? Бурных чувств, признаков страсти или хотя бы желания меня поцеловать у Радагата на лице не проявлялось, и стоило выбросить это из головы. Но почему-то не получалось. И то ли из-за того, что я ничего не обнаружила, то ли из-за осознания собственного желания это сделать, но внутри меня родилась досада. – К вам гость.
– Гость? – я взлетела с дивана, словно на крыльях, и бросилась к двери. – Папа?
Это отец! Он приехал, решил забрать меня из этого места, где я глубоко несчастна! Я так и думала, что его строгость не навсегда, и папа не выдержал первым. Радагат посторонился, пропуская меня и даже не обратив внимания на мужчину, о котором были все мои мысли сегодняшним утром, я бросилась в кабинет. Шаг, второй – и всепоглощающие разочарование и растерянность. На том самом кресле, где обычно восседала я на наших занятиях с Радагатом, лицом к двери тоже сидел министр, но, к сожалению, родственником он мне не приходится.
– Мсье Контас, – я вымученно улыбнулась, пытаясь не выказать своего огорчения. – Не ожидала вас здесь увидеть.
Мсье Контас встал со стула, широко раскинул руки и двинулся ко мне.
– Ляля, рад тебя видеть.
Мне стало стыдно за свою невольную неприязнь, в конце концов отец Лиззи мне никогда плохого не делал, и весь негатив шел только от его белобрысой доченьки. Потому я постаралась сбросить с себя расстроенное оцепенение и улыбнулась куда искреннее.
– И я тоже, мсье Контас. Как у вас дела? – обниматься к министру я не бросилась, решив соблюдать дистанцию.
– Все как обычно, Ляля, ты же знаешь, у министров или дела хорошо, или снимают с поста.
Я вспомнила, как эту шутку не раз повторял отец, и ощутила к лысому мужчине что-то похожее на дочернюю любовь.
– У тебя как дела? Выглядишь неплохо. Хорошо учишься? Претензий у преподавателей к тебе нет?
Радагат, к моему удивлению, промолчал. Я обернулась посмотреть на своего проректора и с облегчением обнаружила на его лице невозмутимую маску – полупрозрачные глаза смотрели поверх наших с министром голов, и вроде бы жаловаться Радагат не спешил.
– Учусь как все, – уклончиво ответила я, а про претензии и вовсе решила не распространяться. – Как вы здесь оказались?
Мсье Контас тоже взглянул на проректора, и в его спокойном взгляде я вдруг увидела твердость, которая присуща этому миролюбивому на вид человеку и которую он не всем демонстрирует. Уж точно дочке лучшего друга он никогда ее не показывал.
– Мсье Виррас, не могли бы вы оставить нас ненадолго?
Я думала, что проректор тут же покинет кабинет, все-таки перед ним министр, да и нет ничего страшного в этой просьбе, но Радагат вдруг отрицательно качнул головой.
– Это студентка моего отделения, и я не могу оставить ее с посторонним человеком наедине.
Я открывала и закрывала рот, не зная, что сказать, да и вклиниться в разговор мне не давали.
– Позвольте, но я давний друг семьи Ляли, мне бы хотелось обсудить с ней кое-что личное.
– Личное? – язвительно уточнил проректор. – С девушкой, которая годится вам в дочери?
– Не для чужих ушей, – поправился мсье Контас. – И то, в чем вы меня подозреваете, это… отвратительно.
– Я ни в чем вас не подозреваю, – лениво отрезал Радагат. – Я защищаю интересы своей студентки.
– Мсье Виррас, – удалось мне вставить слово. – Я полностью доверяю мсье Контас, можно мне с ним поговорить? Наедине.
Радагат впервые за все время, что я находилась в его кабинете, посмотрел мне в глаза. Его взгляд не темнел, но чувствовалось, что проректор недоволен.