«Для сорока восьми. Была лгуньей и осталась. Выглядит, конечно, на сорок. Да и откуда взяться морщинам, если совести нет?»
– Молодец. Выглядишь замечательно. Как твой муж?
– Он сейчас в военном санатории, в Озёрске. Устроили по линии Министерства обороны. Сердце, язва двенадцатиперстной, ещё… мужское. Вчера звонил, говорил, что на подлёдную рыбалку каждый день ходит. Знаешь, он меня так любит, каждый день звонит. По полчаса болтаем, как маленькие. «Скажи, что меня любишь, Адочка. Нет, скажи. Адочка, ты обязательно должна приехать – тут такие процедуры. А что? Приезжай, будем вместе ходить», – она поёжилась и тёмно ухмыльнулась.
– У тебя есть телефон?
– Ну конечно. Борю всегда могут вызвать срочно. Ну, ты же знаешь, наверное, как он устаёт, как он работает.
– Рад за тебя. Очень рад.
– Опять врёшь.
– Да.
Ада улыбнулась очередной своей победе. Она всегда побеждала в словесных фехтованиях. Любила это дело. Конечно, Князев, когда-то безумно влюблённый в неё, был лёгкой добычей, но ей льстило, что столько лет, верность, да после всего, что случилось… Какой женщине не льстит очевидное доказательство её превосходства?
И решив, что все ритуалы гостеприимства соблюдены, она дала волю снисходительному любопытству.
– Саша, ты же не просто так меня разыскал. Что тебе надо?
– Конечно, не просто так, – он чуть отодвинулся от стола, достал из внутреннего кармана пиджака аккуратно сложенную газету, развернул и положил перед Адой. – Читай.
– Погоди. Ты пришёл сюда, ко мне, и хочешь послушать, как я читаю «Вечерний Ленинград»?
– Именно. К тебе. И хочу послушать, как ты читаешь «Вечерний Ленинград». Вот здесь, – он ткнул пальцем в нужное место.
– Ох, Сашка… Только потому, что люблю тебя.
Она чуть смущённо взяла очки со стола («Да она стесняется!») и надела их, мило улыбнувшись («Ах ты ж кокетка!»).
– Здесь? Хм… «Волки в овечьей шкуре». Это? Ого, да тут целый «подвал». «Письмо в редакцию». Всё читать?
– Карандашом выделено.
– Ясно. Итак… «Требуем прекратить гнусную травлю и унижения Олега К., столкнувшегося с систематическими оскорблениями и издевательствами… До каких пор общественность будет мириться с самим существованием приспособленцев, обманным путем проникших в ряды ленинградского студенчества?..»
– «…Проникших в ряды ленинградского студенчества, всегда следовавшего ленинскому завету упорно учиться, студенчества, славного своими идеалами братства и взаимовыручки? Мы чуть позже обратим особое внимание на трусливую и беззубую позицию комитета комсомола института, попустительство райкома комсомола и партийной организации. Где ваша партийная бдительность, товарищи? На ваших глазах распоясавшиеся подонки попытались учинить инквизиторское судилище над молодым человеком, случайно оказавшимся на пути этой пьяной своры. Как можно вообще было допустить, чтобы честный и открытый юноша, почти ещё мальчик, из хорошей семьи потомственных ленинградских интеллигентов, был оболган сомнительными личностями, которых и личностями называть недопустимо? Самым возмутительным является тот факт, что вместо того, чтобы решительно поддержать и защитить Олега К., оказавшегося в непростой ситуации, милиция и ректорат пошли на поводу у этих лжецов и, возможно, вымогателей.
Город должен знать своих “антигероев” поименно. Это третьекурсники, некие К. Давыдов, А. Васильков и А. Филиппов. Именно они стали зачинщиками избиения и преследования Олега К., способного студента, который в силу своей врождённой скромности и интеллигентности не стал кулаками доказывать своё нравственное и культурное превосходство. Нет, само поведение вежливого и воспитанного юноши стало достойным ответом этим хулиганам.
Мы обещаем нашим читателям, что редакция берёт под свой контроль эту вопиющую ситуацию и не допустит, чтобы честное имя Олега К. было втоптано в грязь. Но, самое главное, мы не просто просим, мы требуем, чтобы партийный и комсомольский комитеты института дали принципиальную оценку действиям группировки потерявших стыд молодчиков, для которых сомнительное времяпрепровождение явно дороже учебы и служения Родине. Такой плесени не место в Ленинграде, не место в передовых конструкторских бюро и на производствах».
Голос Зинки Смирновой дрогнул. Она аккуратно положила газету на стол, расправила её дрожащими пальцами, затем сложила и тут же убрала руки, будто бумага её готова была укусить.
Зоська Добровская и Томка Войкова сидели на подоконнике и тихонько курили, пуская дым в открытую фрамугу. На своей кровати всхлипывала и вздрагивала всеми кустодиевскими формами Катенька Сазонова. Тишина кружилась над их головами, заглядывала в мрачные лица, всматривалась, словно доверчивая дурочка.
– Девочки, что же вы молчите? Девчонки! – Зинка не выдержала затянувшейся паузы. – Девчонки! Их же сейчас из института, из комсомола попрут! Вы что, не хотите ничего сделать?
– Как там сказано – «принципиальную оценку действиям группировки»? – Тома резко выдохнула дым.
– Сейчас… Да, «потерявших стыд молодчиков».
– Ну что, девочки. Приехали. Приплыли. Готовы заступиться за «потерявших стыд молодчиков»?