Студенты последнего курса

— Мой дом далеко... А знаешь... знаете, я долго ску­чала без мамы. Особенно на первом курсе. Теперь немного привыкла... А Малец ваш женат? — неожиданно спросила Галя.

Русинович удивленно посмотрел на нее, усмехнулся:

— Я даже не знаю, что ответить... Может, он обидит­ся, если я скажу правду...

— За правду не обижаются. Мне кажется, что он же­нат. На вид он уже старый...

— Какой старый? Двадцать семь лет. Но, насколько я знаю, он не женат.

— Вас удивило, видимо, почему я спрашиваю?

— Немного... Хотя что тут особенного?

Они постояли еще несколько минут. Русинович почув­ствовал, что Галя хочет уйти в обжещитие. «Что ей ска­зать? Неужели мы больше не увидимся?» — вертелось у него в голове.

— Я хотел бы вас видеть...— осмелился он.

— Это никому не запрещено,— с вызовом ответила Галя.

— Рад, что вы и меня зачисляете к счастливцам, кото­рым не запрещено вас видеть... Я приду завтра, в восемь вечера. Хорошо?

— Как хотите...

Эта неопределенность немного остудила его горячую голову.

ОТ СЕССИИ ДО СЕССИИ

Сессия — самое трудное и, как ни странно, самое ве­селое время у студентов. Хоть экзаменов и зачетов много, но этим студента не испугаешь. Главное, что не надо си­деть на лекциях, что ты хозяин своего времени.

Шестая комната в студенческом общежитии на старой улице Минска Немиге — тесная, темноватая, так как окна упираются в соседний дом,— утратила свой обычный вид.

До сессии тут царили чистота и порядок, а теперь — кавардак.

У каждого ее обитателя был свой режим, который проявлялся только во время сессии. Вставали, кто когда хотел. Раньше всех просыпался Малец. У него часто болело простреленное плечо, он страдал бессонницей, долго не мог заснуть вечером, и утром сон быстро покидал его. Но вставать первым он не любил, обычно лежал в постели и читал.

Первым вылезал из-под одеяла Рак, по прозвищу Про­фессор, невысокий, худощавый парнишка с большой круглой головой и крупным лицом. Рак любил тишину и порядок, не терпел суеты и спешки. Он делал, как смея­лись товарищи, полтора оборота в час: старательно и долго брился — «корчевал пни», одеколонился, шел с чай­ником за кипятком и садился завтракать.

За ним вставал Ярошка, тоже невысокий, но кряжи­стый и крепкий парень, с серым бескровным лицом и тонкими губами. Свой день он начинал с физзарядки. Похрустывая суставами, делал сначала легкую разминку, потом брал гантели и долго размахивал ими, то приседая, то ложась на пол. У него тоже был свой темп, не очень быстрый, но спорый. Он никогда не спешил, но никогда и не опаздывал, все рассчитывая до секунды. Его за эту точность прозвали Пекторалисом.

Последними поднимались Русинович с Антоновичем.

Они были друзьями, хотя еще на первом курсе между ними произошла неприятная стычка, о которой они не любили вспоминать. Антонович был не в духе, а тут, как на грех, Русинович наступил ему на ногу своим тяжелым саногом. Антонович скорее непроизвольно, чем со злости, толкнул Русиновича. Тот, недолго думая, дал сдачи. Через секунду они уже стояли друг против друга, готовые ри­нуться в бой. Но хлопцы их развели.

Помирились они быстро и сразу подружились так, что всегда вместе ходили на занятия и даже питались из одного «котла».

Антонович был поэт, имел веселый, живой характер, хорошо учился, и с первого курса его избрали старостой. Русинович, наоборот, был тихий, замкнутый, не отличался большими способностями, но был чутким, отзывчивым.

...Рак после завтрака ложился на свою кровать читал, пока его не одолевал сон. Хлопцы, приходя из биб­лиотеки, обычно заставали его в такой позе: одетый, в туфлях, он лежал на кровати, как покойник, скрестив на груди руки и прикрыв лицо книгой или конспектом. Но почти все экзамены сдавал на «отлично» — память у него была феноменальная. То, что он прочитал один раз, оседало в его мозгу надолго. Книги он читал быстро — за один день мог одолеть толстый роман. Правда, призна­вался, что читал «по диагонали», следя только за сюжет­ной линией. Рак терялся только тогда, когда надо было дать не готовую, а свою оценку тому или иному факту или явлению. Он умел прятаться за цитаты.

Малец с Ярошкой от темна до темна сидели в библио­теке — в Ленинской или в своей, университетской. Малец зубрил до потери сознания,— боялся за стипендию, хотя получал еще и пенсию. Но он помогал матери и младшей сестре. Ярошка тоже старался, но при его выносливости и силе такая нагрузка ничего не значила — он мог вы­нести и не такое. Он тоже был отличником.

Антонович с Русиновичем и в учебе были разные. Антоновичу все давалось легко: на экзаменах он получал одни пятерки. Казалось, что он не учит, а только повто­ряет то, что знал давно.

Русиновичу мешала его медлительность, но все, что он говорил или доказывал, было его собственным, высказан­ным по-своему, хоть порой и довольно коряво.. И оценку тому или другому факту он старался давать свою, за что одним преподавателям нравился, другие же, кто любил гладкие ответы и заученные формулировки, снижали ему оценки.