Студенты в Москве. Быт. Нравы. Типы

Два года тому назад я искал «тропических растений». Я искал роскошную, фантастическую обстановку и женщину среди неё. Я искал красоту, окружённую красотой, грёзу, которая не имела бы ничего земного, или очень мало. И я нашёл её. Это была та, которую называют красавицей Москвы. Всегда загадочная, всегда таинственная, она ездила в роскошных экипажах – одна, и лицо её было всегда грустно… Я познакомился и был у неё. Обстановка дома, где она жила, как нельзя больше соответствовала моему желанию – в полном смысле слова фантастическая… Здесь были причудливые сочетания красок, стилей, цветов и картин. Длинная комната, где царствовала строгость античных статуй на фоне зеленоватых пустых стен, внезапно сменялась безумием роскоши Людовика XIV, где золото, бархат, причудливая мебель, тысячи изящных вещиц кричали и спорили между собой… По странно изогнутому коридору, со стен которого чудовища, озарённые красноватым отблеском светильника, глядели загадочно и страшно, посетитель проходил в белую залу, всю залитую ослепительным светом… За залом шла мрачная мавританская комната с тяжёлыми азиатскими дверьми. Она освещалась громадным получёрным, полукрасным фонарём, который на массивной золотой цепи спускался из глубины чёрного свода… А затем опять наступала игра цветов, теперь уже грациозной, прихотливой Японии… Картины великих мастеров, тончайшие произведения искусства были разбросаны по всему дому… Была масса цветов, в особенности лилий и орхидей… В этом доме всегда царствовала тишина. Шум улицы не мог проникнуть сквозь тяжёлую ткань материй, облегающих стены…

И хозяйка дома тоже не знала жизнь улицы. Она была заперта среди роскошных стен своего жилища. Жизнь её была наполнена грёзами. И грёзы были больные и мучительные. Тоска по иной жизни томила её. Она играла только на рояле по целым часам и дням. Словно душа её воплотилась в музыку.

«Что касается моей души и сердца, – писала она как-то мне, – они спят, молчат. Ничего, кроме музыки Вагнера, не заставляет их задрожать – и тогда, очень, очень больно! А всё остальное время они глубоко молчат. Музыка мне напоминает борьбу, страдания, стремления, красоту, радость и счастье жизни, которые я пережила!»

Бедная! Она ошиблась. Никакого счастья и радости она не знала и не испытала – быть может, только в грёзах и призраках среди фантастических стен своего дома. Но зато много страданий выпало на её долю. Она одинока в полном смысле этого слова. Человек, который называется её мужем, полусумасшедший, хотя слывёт за нормального… Это зверь, прикрывшийся маской культурности и образованности. Он отравил ей жизнь с того мгновения, когда, трепещущая и любящая, она в первый раз бросилась в его объятия. Гнусный сладострастник и дикарь, он умел только издеваться над женщинами, а не любить. У него не было ничего святого… И нежное, деликатное чувство он осквернил грязными руками… Потом начались дни пыток и ужасных глумлений… Ревность не знала границ. Её окружили шпионами… Из-за тяжёлых шёлковых портьер за ней всегда наблюдали чьи-то глаза. За античными статуями прятались люди, нанятые, чтобы следить за каждым шагом несчастной женщины. Муж осыпал её упрёками. С неумолимостью жестокой, дикой, ей было внушено, что она скверная женщина, что она должна измениться. И началось её «перевоспитание»… По целым часам он заставлял её смотреть на себя, целые ночи напролёт с упорством сумасшедшего «пытал» её любовь, требовал святотатственных клятв. А потом насыщал своё сладострастие, требуя от неё утончённости развратной женщины… А ведь ей было только шестнадцать лет. От неё отдалили всех её близких, и даже любимый брат не мог навещать сестру. Когда зверю казалось, что кто-нибудь слишком пристально посмотрел на неё и она ответила тем же, истязания переходили всякие границы. И вместе с тем она должна была появляться всюду, своей красотой рекламировать его… Сам он изменял ей на каждом шагу.

Так прошло четыре года. Она была измучена, воля её сломана. Но желание счастья осталось… Четыре роскошные стены окружали её, и люди, которые появлялись среди этих стен, были так же глухи… Только рояль знал об её страданиях. Но рыдающие звуки его умирали в жестоких стенах.

И вдруг явился некто. Сейчас же он был облечён в мантию нервности, в привлекательную мантию выдающегося человека. И ему, блестящему потомку рыцарей, которые всю жизнь и весь талант посвящали победам над женщинами, не трудно далась здесь победа: два-три ласковых слова, немного сочувствия, и вся душа её и сердце были его. Но он не успел зайти далеко. Всё воспоминание её об его «ласках» ограничивается поцелуем руки где-то на уединённой дорожке среди сирени… Однажды он предложил ей поехать в Италию. Победив тысячу затруднений, она поехала. Они должны были встретиться в Милане, но она не нашла его там. Она повела себя слишком смело, горячо, страстно. Он испугался… Он испугался её решительности и возможности… соединиться навсегда. И блестящий потомок рыцарей бежал от женщины, которая любила его. Она вернулась обратно…

Несчастливый брак