Студенты в Москве. Быт. Нравы. Типы

Так легко разрешается всё, пока студент витает в области чистой идеологии. Но стоило только Смирнову столкнуться с жизнью, и он пришёл в отчаяние от хаоса, царствующего в ней, и полного смешения добра и зла, от жестокости житейской дилеммы: подчиняться или совсем уходить. Довольствоваться клочками хорошего на цельном дурном казалось невозможным, и пока что он предпочитал удаляться в свою студенческую конуру, где сомнения не мучили, потому что легко разрешались.

Однажды с ним вышел такой случай. Смирнов поступил в редакцию газеты, мнения которой привык уважать и которой верил всегда безусловно. Но вскоре он убедился, что жизнь здесь идёт сама по себе в достаточном разладе с тем, что высказывалось на столбцах газеты. Так, например, в газете помещались восторженные статьи об английских рабочих, требующих восьмичасового рабочего дня, а между тем её собственные наборщики работали по 12 часов в сутки, а очередные ещё и ночью. И так в продолжение целого года и в праздники, и в будни… Его глубоко возмущало также, что целая масса предложений труда в объявлениях, за которые кухарки и другие бедняки отдавали последние деньги, оставалась, как он слышал, без всяких результатов, – и редакция, зная это, не предупреждала своих клиентов. Смирнов, мучаясь этими противоречиями, обратился как-то к знакомому редактору с просьбой разрешить ему их. Тот улыбнулся и только заметил:

– Ведь вы, небось, изучали политическую экономию. Знаете, что такое конкуренция. Нас забьют, если мы вздумаем наборщикам устраивать праздники. Если же будем сообщать публикующимся о возможной участи их объявлений, то придётся прекратить издание. Ведь мы живём объявлениями…

После этого Смирнов решил уйти из редакции, разрешив вопрос по-студенчески: эта газета недобросовестная. Таким образом он избежал более глубокого анализа данного явления и остался при своей прямолинейности суждений.

Однако жизнь не замедлила предложить ему ещё более сложные вопросы, разрешить которые стало необходимо. Такие вопросы возникли на почве студенческих беспорядков. И Смирнову поневоле пришлось допустить компромиссы, последствием которых явился рефлекс. Об этом мы будем говорить ниже. А теперь познакомимся вообще со студенческой жизнью Смирнова. Она не богата событиями.

Галёрка театра и музыкального зала, посещение художественных выставок удовлетворяли эстетическим потребностям. Кухмистерская, библиотека, университет, убогие комнаты товарищей и посещение студенческих кружков – вот круг, в котором вращалась его внешняя жизнь.

Когда чувствовалась необходимость в общении с людьми, Смирнов шёл к товарищам. Здесь он отводил душу разговорами о своих личных делах или ощущениях. Товарищи обменивались новостями. Иногда разрешались наиболее животрепещущие вопросы московской или мировой жизни. Загорались споры и на отвлечённые темы. Смирнов любил спорить, причём интерес для него часто заключался только в самом процессе спора. Каждый из противников обыкновенно защищал ту точку зрения, на которую случайно нападал, – разумеется, это не касалось моральных вопросов: здесь было всегда готовое решение, да моральные вопросы как-то редко и возникали… Споры бывали продолжительные с криком на весь дом, причём студент, хозяин комнаты, хотя и кричал не меньше других, всё время просил товарищей быть потише, так как в соседней комнате жил занимающийся «коллега» или потому что хозяйка очень строга…

Студенты Московской духовной академии

Иногда, когда говорить не хотелось, а хотелось чего-то другого – более жизненного, товарищи угрюмо молчали, курили и валялись поочерёдно на постелях, скучали убийственно, но не расходились, потому что одиночество было ещё горше…

Впрочем, Смирнов не любил товарищеского лежания и предпочитал бороться с тоской наедине. Да и редко испытывал он эту тоску…

Одно время Смирнов часто посещал студента-естественника Лаврова.

Он любил маленькую комнатку своего лучшего друга. Комнатка эта помещалась рядом с кухней, и днём здесь было невыносимо. Зато вечером, когда наступала тишина, у Лаврова было уютно и тепло. Яркая лампа – Лавров говорил, что он не выносит сумерек – освещала массу склянок и химических препаратов, разложенных на полках, стульях и даже на полу. Со стены глядело строгое и насмешливое лицо Мефистофеля и рядом с ним другое лицо – скорбное, под ним надпись: «Я люблю того, кто стремится к познанию»… На столе валялись груды книг. Всё это придавало комнате колорит чего-то особенного, не житейского. Не чувствовалась здесь обычная пустота студенческих квартир…

И хозяин комнаты был живой человек, так же как и Смирнов, интересовавшийся всем на свете. И также экспансивно он относился к вопросам современности.

Когда приятели сходились, у них всегда загорались споры об искусстве, о современном течении мысли и т. д.

В спорах одерживал верх обыкновенно Лавров: у него было больше обоснованности, логической строгости мыслей. Смирнов по многим вопросам даже не решался с ним спорить.