Ступени жизни

«Родители мои выросли «в людях», крестьяне-рыбаки, познавшие унижения и оскорбления сильных мира сего (а вернее — еще того, дореволюционного); в постоянных муках за кусок хлеба, народили нас, 9-х человек, из которых остались семь. Экономические и моральные бедствия нашей большой семьи никого из нас не противопоставили России и советскому строю. Никто из нас не стремился к корысти, какой бы тяжкой ни была наша жизнь. Наша семья создала 60 человек второго и третьего поколения, большинство которых мужского пола, и каждый год по 3—4 человека проходят службу в Советской Армии и Флоте.

Наше первичное отношение к обществу — любовь и уважение к людям труда и ненависть ко всем, кто в какой бы то ни было форме противопоставляет себя этому, — созрело в нас и укоренилось благодаря честности наших родителей и десятков и сотен простых и умных людей труда, старейших коммунистов, комсомольцев, учителей и всего нашего доброго окружения, среды, которую мы сами никогда не засоряли. И если родителям в такое тяжелое время удалось вырастить нас людьми с прямой и открытой душой, то в наш «просвещенный век» видеть выращиваемых шалопаев, мошенников и воров всех систем омерзительно и гадко. Казалось бы, экономические и духовные богатства современного общества по своей природе исключают это.

Такого противоречивого состояния мы не испытывали на себе в годы становления и возмужания, и именно отсутствие такого состояния отложило в нас постоянство и прямолинейность.

Вот отсюда и моя непримиримость. Я считаю, что прямота, если даже она и коряво выражена, — честь и достоинство человека, если целью жизни его является служение трудовому народу. И я не могу менять свои взгляды и свои стремления и свой труд на что-то во имя только своего личного или личного для кого бы то ни было. Советский строй для меня самое дорогое, самое разумное общественное устройство, и ему я отдаю все, на что способен».

Пишет девушка, окончившая сельскохозяйственный техникум и по направлению приехавшая в совхоз:

«Работать я начала бригадиром. Поначалу было очень трудно, не только физически — уставала от ответственности, от постоянной боязни что-то напутать, не так распорядиться, не так повести себя и тем самым повредить делу, обидеть людей, работающих под моим началом, и избаловать их тоже боялась».

«В общем, было не легко», — признается, она, но смотрите, какие высокие мотивы лежат в основе этого признания.