Ступени жизни

«Взяв с собой в дорогу Вашу книгу «Религиозные влияния в русской литературе», я и не предполагал, что ее проблематика так близко соприкоснется с содержанием моих лекций в университетах Кении и Танзании. Молодую африканскую интеллигенцию страстно волнует опыт Толстого и Достоевского. Думая сначала посвятить основное время современной советской прозе и поэзии, я вынужден был несколько перестроиться и, по просьбе устроителей моей поездки, каждый раз касаться традиций Достоевского и Толстого, значения их правдоискательства для самого духа нашей отечественной художественной мысли, и современной в том числе. Представляете, какую новую окраску вдруг получила для меня Ваша книга в этом неожиданном африканском контексте! Я снова перечитал ее и готов повторить Вам, что она написана горячо, искренне, во многом несправедливо, но сама эта несправедливость идет в первую очередь от времени, от истории, а также от Вашей тогдашней натуры, спешащей рассчитаться с прошлым по всем статьям.

Очень личная книга. Несмотря на форму историко-литературного и философского научного очерка, в ее молодом, резком стиле живет и бьется в ней весьма симптоматичное противоречие, свидетельствующее о правде Вашего субъективного высказывания. Почти в каждой главе, посвященной гениям, которых Вы почитаете читательским и духовным наитием, идет борьба между объективной плотью страдающей мысли и схематизированной аскезой литературной социологии. Ваши описания предмета почти всегда сильнее выводов общего свойства. И сегодня для меня совершенно ясно, что побеждают все-таки проклятые вечные вопросы, а не точные формулы ответов, казалось бы исчерпывающих суть дела.

Я атеист, как и Вы, но потеснение духовного начала в нашей социалистической действительности волнует меня, как и Вас, больше всего на свете. Было время, когда наше человековедение (и литература в частности) заметно отвлеклось от задачи глубокого объяснения меняющегося мира и человека, бросив основные силы на его переделку. Ваша книга — одно из точных свидетельств этого всесокрушающего пафоса немедленного духовного переустройства. Между тем второе, как показал наш, и не только наш, опыт, само по себе бессильно без первого, — здесь своя могучая диалектика. В этом ряду проблем и воспитание нового, свободного от потребительства и эгоизма, сознания, «я» (человек и природа), и извлечение уроков истории для действительно научного (а не просто демагогически желаемого), но недостижимого прогнозирования нашего социального и нравственного будущего.

Слава богу, сегодня лучшие из наших писателей вновь повернулись к проблемам общего, глобального свойства, главные из которых — смысл истории и смысл человеческой жизни. Пока жив человек, он обязан задавать себе эти вопросы, потому что он жив ими, как существо общественное и духовное. Недаром сегодня именно русская классика, и в первую очередь Толстой, Достоевский, Пушкин, Гоголь вновь родились для нашего сознания и способны столь полно утолять нашу духовную жажду. Скорых ответов на вопросы не найти, но писательство, и Ваше в том числе, всегда было у нас в России сильно своей социально-нравственной разведкой и проповедью».