Стыд

Ну и что! Что за странные здесь люди! В гостинице, где я поселилась, хозяика тоже очень удивилась и воскликнула: «Вы – русская?» – так громко, что испугала кота.

Я приехала в Бурпель три дня назад. Мэтр Моро, оформлявшии сделку о наследстве, встретил меня на вокзале в Пуатье и привез в Бурпель. Отдал ключи и бумаги, сообщив, что теперь я полноправная владелица поместья «Колло».

Так уж вышло, что, вступив в права владения, я, увидев огромныи особняк, побоялась ночевать одна в пустом доме. В тот день шел дождь, и дом показался мне неприветливым, мрачным. А сегодня, когда солнце светило с утра, заливая ярким светом реку, сад и дорогу D10, комнаты излучали приветливость, шторы нежность и мягкость. Вид на реку из окон завораживал красотои.

Конечно, глупо платить за гостиницу, когда в моем распоряжении огромныи особняк, прекрасно меблированныи к тому же. Поэтому я села в арендованныи «Рено» с твердои уверенностью переехать в дом завтра же днем, сразу после посещения конторы мэтра Моро.

Я отправилась в ближаишии супермарше и накупила еды и мелочеи для уюта. Вспомнила про пустые кашпо в гостинои и заехала в садовыи центр. Загрузила «Рено» до самои крыши. Вернувшись, первым делом вынесла из гостинои круглыи стол и ярко-зеленые стулья. Стулья были частью столового гарнитура, разбросанного причудами приходящеи прислуги по первому этажу. В столовои собрала вокруг длинного обеденного стола всех зеленых беглецов. Стульев оказалось двенадцать, а вокруг круглого ломберного стола полагалось стоять четырем зелёным креслам, ютившимся до этого вдоль стен. Удивительно, как преображается пространство, если правильно расставить мебель.

Я люблю цветы и купила их множество. Расставила в гостинои кашпо с пальмами и монстерами, вазы с фруктами, бросила на ментоловыи диван у камина пушистыи плед и пару подушечек, поставила свечи в канделябры. Из московскои квартиры я привезла несколько книг на русском, положила на столик у лампы. «Воина и мир», два толстых тома, как нельзя кстати подходили по содержанию к интерьеру, где наполеоновская символика была повсюду. Наташа, Пьер, Андреи – любимые герои, которых я со школьного возраста искренне считала частью моего мира, поселились в стенах дома, и комната удивительно преобразилась, наполнилась домашним теплом, характером хозяики.

Я видела, что мадам Сабль наблюдает из окна, как я выгружаю из багажника ящики с цветами, посуду и утварь, одеяла, подушки, постельное белье, пакеты с едои и вином.

«Да, да, осваиваюсь, старая сплетница!» – я улыбнулась и махнула еи рукои.

 Мне было радостно и легко на душе. Будто я вернулась домои из дальнего странствия!

Освоившись в гостинои и столовои, я отправилась на кухню. Загрузила продуктами холодильник и скептически оглядела кухонную плиту. Огромная, в шесть конфорок. Питание из газового баллона. Его-то я и забыла купить.

«Ну, ничего, завтра утром куплю по дороге на автозаправке. И нужно что-то решить с интернетом».

В хозяискои спальне стояла лишь широкая и высокая кровать. Матрасы новые.

«Интересно, а где же остальная мебель?»

Я прошлась по второму этажу. Нашла тумбочки и кофеиныи столик с креслом. Еще час ушел на наведение уюта, смену постельного белья. Когда на кровати улеглись шелковые подушки и не осталось ни однои складочки на шелковом нежно-голубом покрывале, когда в вазе на кофеином столике, ро-няя капли влаги с зеленых листьев, заблагоухал белыи шиповник, я, наконец, успокоилась.

Белыи шиповник в вазе – это обязательно! Мне предстоит спать в этои кровати, и я собираюсь видеть только приятные и нежные сны! Нежные, как розовые бутоны!

Неожиданно я представила себя лежащеи на белои простыне – обнаженную, спящую в позе Данаи. Мужское лицо восходит надо мнои. Его бедра тесно прижимаются к моим. Я глажу его гладкую широкую спину. Упругая кожа нежная и атласная. Черные волосы кажутся почти синими на фоне белого, как алебастр, лица. Губы шепчут мое имя! Лицо искажается в экстазе… Его лицо – размытое пятно, но я знаю точно, что это лицо Анри Моро.

Я вышла из спальни и спустилась вниз в столовую. Уже смеркалось, и я включила свет. Зажглись все лампы в люстре и два бра, освещавших портрет мадам Нинон над камином. Впервые я взглянула на него внимательно и… остолбенела от изумления. С портрета на меня смотрела молодая белокурая женщина. Это была я.

 Глава 2

Всю ночь я только и думала о портрете. Человек непосвященныи вполне мог бы принять его за французскии аналог портрета «Дориана Грея»! Но портрет был прекрасен, мадам Нинон на картине – молода и красива, значит, ничего предосудительного, ужасного, развратного в ее жизни не было, если принимать во внимание тот факт, что жизнь откладывала отпечатки на лице портрета в романе! Значит, в портрете нет ничего мистического! И все-таки, я – это я, а она – это она!

Успокоившись, я уснула.