Стыдная тайна неравенства

Принято считать, что террор был исключительно преступлением коммунистической диктатуры, что народ не принимал в нём. участия. На уровне организационном — не принимал. Но на уровне эмоциональном партия и народ были едины. Их роднила вечная подозрительная неприязнь низковольтного большинства к высоковольтному меньшинству.

Нельзя также забывать, что террор, направленный против верхних слоев общества, не только удовлетворяет инстинкт власти, но и несёт весьма ощутимые блага всем уцелевшим. Если за ночь "чёрные маруси" тихо увезут на расстрел тысячу профессоров, завлабов, председателей, генералов, то наутро уже десять тысяч человек, стоявших ниже по служебной лестнице, поднимутся один за другим на следующую ступеньку, получат повышение по службе, увеличение оклада, новую квартиру.

Это про них Сталин скажет: "Жить стало лучше, жить стало веселей".

Радостный энтузиазм поздних 1930-х, отголоски которого долетают до нас под музыку Дунаевского в кадрах кинохроники тех лет, не был одним только пропагандным мифом. Когда ты являешься утром на работу и тебе внезапно предлагают занять место твоего начальника, огонёк радости в душе вспыхивает безотказно. И ты не очень склонен интересоваться, куда делся этот довольно занудный тип, помыкавший тобою ещё вчера. А на твоё освободившееся место тут же продвинется другой. А на его место — третий. И цепочка радостных огоньков постепенно сольётся в ручеёк, в реку, выплеснется на улицы праздничными демонстрациями, парадами физ-культурников, знамёнами и транспорантами, загремит барабанами и оркестрами.

Низковольтные, занявшие посты хозяев знаний и хозяев вещей в результате Большого террора, оставались на этих постах и пятнадцать лет спустя, в 1950-е, когда довелось вступать в жизнь моему поколению. Мера убожества этих людей казалась какой-то неправдоподобной. Косноязычные учителя, невежественные профессора, директор завода, едва окончивший техникум, директор издательства, едва прочитавший десяток книг, тупые администраторы, способные говорить только "нет", врачи, получившие диплом по блату или за деньги, — это была реальность нашей жизни, недоступная иностранному наблюдателю. Очень часто низковольтный чувствовал свою неадекватность занимаемому посту, тяготился ею, погружался в пучину пьянства. Но в большинстве своём они были страстно преданы режиму, вознёсшему их так незаслужено высоко.

Возможно, и внутри партократии раздавались опасливые голоса: "А не ослабнет ли государство, если мы будем так последовательно снимать верхний слой лучших специалистов?" Но исходить такие предостережения могли только от людей, в которых ещё сохранялась какая-то способность "предвидеть и предусматривать". А именно эта способность и была самым опасным свойством в те годы, именно она служила признаком, по которому шёл отбор жертв. Господствовал лозунг: "У нас незаменимых нет!" Поэтому можно себе представить, как редко и как слабо должны были прорываться такие голоса.

Иногда доводится слышать такое объяснение: массовый террор был необходимой ценой проведения индустриализации.

Но лучший исследователь Большого террора, историк Роберт Конквест, отвергает этот аргумент. "Все экономические успехи, достигнутые — или, по крайней мере, объявленные — Сталинским режимом, — пишет он, — были уже в наличии накануне Большой чистки. Нет никакого сомнения, что в хозяйственном плане террор принёс только вред: он изъял из производственного процесса большое число лучших руководителей… Экономический рост в 1938-40 годах замедлился".5

Деспотические режимы применяли бы массовый террор гораздо чаще, если бы над ними не висела военная угроза извне. Именно поэтому случаи массового террора наблюдаются, как правило, в крупных империях, которым реже грозят нападения соседей: проскрипции Суллы в Древнем Риме, инквизиция в Испании, опричнина Ивана Грозного в России, избиение армян в Турции в 1915 году. Но когда к власти приходят низковольтные, то есть неспособные предвидеть и предусматривать, тогда ослабевает даже инстинкт самосохранения, и военную угрозу перестают принимать в расчёт.

Уничтожение командного состава Красной армии, при нарастающей угрозе со стороны Германии, при уже начавшихся военных столкновениях с Японией, выглядит шагом самоубийственным для режима, политическим безумием. Если бы Сталин опасался заговора своих генералов, достаточно было бы уничтожить верхушку командного состава. Но нет — террор докатывался до батальонных командиров. Конквест приводит число погибших (по данным советской прессы): маршалы — трое из пяти; командующие армией — 13 из 15; адмиралы — 8 из 9; корпусные командиры — 50 из 57; командиры дивизий —154 из 186; общая численность уничтоженных офицеров — около 43.000.6 На место квалифицированных профессионалов военного дела были выдвинуты необученные новички. Красная армия была настолько ослаблена, что оказалась неспособна, при огромном численном и техническом превосходстве, разгромить небольшую финскую армию в войне 1939-40 года.