Style is War (СИ)

Кот требовательно пихнулся. А я сегодня никому не отвечаю. Любовь засранцам мелким подавай… а дарственную на остров в Индийском океане в придачу не выписать? Сюда шуруй, Кисо, повинуйся взгляду. Да. Не будет дефицитных товаров, но будет то, что я соизволю тебе дать по милости невидимой руки рынка. Главный интим-продукт. Главный эрзац.

Обхватил его голый, вызывающе блестевший от кремов, но сто раз успевший наскучить, торс, нехотя покрыл поцелуями угловатую физию, постоянно отплевываясь от его волос, норовящих влезть в рот. Ответ был неясен только слепому… ну и самому Коту.

Нельзя любить того, кого не уважаешь. А я тебя не уважаю, Кисо. Ты играешь в моей группе, ты регулярно занимаешься со мной сексом, но кто ты такой? Шумный выскочка, посредственно владеющий гитарой. Начинающий актёришка, моделька, позировавшая для нескольких dark beauty журналов. Согласен, для многих людишек твои достижения — потолок и антресоли, а твоё тело — предел потных ночных грёз. Но я бы сейчас предпочёл положить волосатую руку на бедро Эмиля, обтянутое теми кожаными штанами, в которых он снялся в “Death dies hard”, похабно показанные в конце крупным планом… и поговорил бы о том, что меня мучает. Проблема выбора, вечная проблема. Пусть бы друг называл меня шлюхоёбом, скалился бы так, чтоб ему хотелось выбить все зубы, раздражал правотой, выводил из себя. Мы, наверное, даже отметелили бы друг друга, и с подбитым глазом я ухватился бы за истину — чтобы залить её, бесполезную, очередной порцией пива. Потом финально послал бы Эмиля в пекло трахать уставших после надраивания котлов чертей, а сам уснул бы под столом счастливый, в неожиданной лёгкости своего жалкого бытия.

Один малюсенький нюанс: Эмиль — дома. А Кисо я сам вызвал ублажать мою плоть, а не мозги. Вот поэтому я дурак неизлечимый. Вот поэтому хрена с два я сделаю правильный выбор.

— Хочешь, чтобы я любил тебя? Не мешай мне любить других. Будь честным. Принимай меня настоящего, с лицом деревенского алкаша, а не загримированного в мишурные звезды и увенчанного пластиковой короной. Хочешь меня слышать? Говори, но не о своей вонючей причёске и новых камушках в пирсинг. А если сказать тебе нечего — отвали нахер в место, которое поможет набраться новых слов и выражений.

— Это какое такое место…

— Библиотека!

Разозлился я несильно: Кисо отлетел всего лишь на кровать, а не об стену, чтобы тут же снять с себя трусы и лечь в просительной коленно-локтевой, гибко прогнувшись в спине. Ну вот какого хрена?! Если я зол, это не значит…

«О, очень даже значит». Голос Эмиля едко переговаривался со мной в моей голове, повторяя на все лады «шлюхоёб» и «кого стесняемся, всади ему». Мне стало тоскливо и тошно от собственной предсказуемости. Тут не то что трахаться — дрочить левой рукой не захочется, а только вены вскрыть, от лишнего мусора освободившись.

— Эрик, прости, — я сел рядом с его оттопыренной задницей. Вцепился двумя руками себе в жиденькую шевелюру, дёрнул. Что за дерьмо со мной творится? Началось сразу после вопроса о чувствах. Как будто тупо всё раздражает, а обвинить некого и не в чем. Кроме себя.

«Чувства. Пха. Костью в горле застревают, мешают и портят всё. На кой они сдались шлюхоёбу?»

Да, Эмиль, я знаю. Что с ними тошно, что без них. Но я хотя бы должен был сказать правду. Не отпустить Шинни в глотку страшного чудовища под названием «одинокая дорога домой после полного краха», поступить глупо и опрометчиво, не по-взрослому, но влезть раз в жизни головой в петлю — в настоящую любовную аферу. Она могла продлиться день. Или час. Или ровно минуту. Дай я себе труд не спасовать перед сложностями.

Я должен был ещё год назад сказать Кисо, глядя прямо в глаза, что не люблю его; а не сказав тогда — сказать хотя бы сегодня, беспардонно вызвав из Стокгольма в Берлин, нажить тем самым в его лице нового врага и провалиться с этим тяжким грузом, но с чистой совестью, в сон. Я должен был послать в женские детородные органы всякую осторожность, прекратить без конца прикрывать от поджаривания свой драгоценный зад. Нужно, нужно было рискнуть! Ну почему я наломал дров с точностью до наоборот? Ничего удивительного, что теперь мне хочется спрятаться от последствий за твоим плечом, Эмиль, и сдохнуть. Трус несчастный, крыса помойная.

И каков итог? Я проведу остаток недели в запое. Прекрасно начавшийся отпуск превратится в обычную тоскливую синь, когда я не нужен ни в студии, ни на сцене какого-нибудь местечкового клуба. Но если хорошо подумать… не встреть я Шинни возвращающимся с аниместейджа, я бы напивался всю эту неделю в точности так же — то есть в той же объёмной доле спирта, но нацепив нелепые розовые очки, в морковной тональности релакса и блаженного ни-о-чём-не-думанья. Жёсткие волокнистые мысли превратили мою черепушку в грустно бурлящий котелок, а без них, то есть без молодого немца — она совершенно пуста. Пиво, шлюхоёбство и звёздно-плакатная рутина — три кита моей бесполезной жизни.

— Андреас?

Моё неудавшееся костлявое развлечение нацепило штаны и нависло сверху огромным носом.