Style is War (СИ)

— Надавала мне по морде. Я испугался и переключился на коллекционирование мужских труселей.

— И носит их исключительно она.

— Да, я обхожусь зелёными стрингами…

Протяжный стон-вздох.

— Андреас, у меня уже живот побаливает.

— От бренди? Я тоже местный не очень люблю…

— От смеха. Который час? Давай спать.

— Шестой. Утра. Давай спать.

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Шин.

— Зови меня «Шинни».

— Как скажешь, детка.

Пять минут затруднённого дыхания в тишине. Окна плотно закрыты, номер наполняют алкогольные пары и чья-то пьяная грусть. Кот…

— Шинни?

Полусонное мурлыканье в ответ. Кисо мне, кстати, в жизни не мурлыкал. Я с трудом разжал зубы.

— А тебя родители не хватятся?

— Нет. Я взрослый уже, неделями пропадаю из виду со своей поп-рок группой. Спи.

Ещё пять минут. Бессмысленно разглядываю ноготь на большом пальце левой руки.

— Шин…

Он приподнялся с подушки, упершись в меня локтём, и положил ладонь под подбородок.

— Что такое, Андреас?

— Почему ты хотел вызвать полицию?

— Я однажды возвращался домой поздней ночью. Один. В метро. И меня схватили в охапку три неадекватных мужика-скинхеда. Схватили так, что я не мог шевельнуться.

Секунда. Не полностью, но я протрезвел.

— Сколько тебе было лет?

— Шестнадцать. Я ушёл исцарапанный ножом, но невредимый. Но в следующий раз мне вряд ли так повезёт.

— Шинни…

Его глаза все ещё искрятся.

— Нет, ничего.

— Ну, говори, что ещё не так?

— Ты почему со мной сейчас?

— Потому что мне семнадцать, а Луна как раз в афелии. Спи.

— Шинни, я старый…

— А я напился адски. Раздеться не могу, корсет мешает дышать, но руки не слушаются.

— Дай, я помогу.

Нащупал в полумраке его худющие ребра, ослабил шнуровку, но снять не смог — на ней образовался узел.

— Рви.

— Да нет, зачем же?

Зубами растянул шнурки. Носом ненароком (раз пять) ткнулся в его грудь, ощутил биение его сердца… а потом — краску на своих щеках и оцепенение челюстей. Я ещё способен кого-то или чего-то стесняться?

— Готово.

Он распустил корсет и с блаженным вздохом скинул белую блузку. Я вспомнил, что его неповторимая чёрная юбка в горошек давно уже висит на зеркале трюмо, вместе с гетрами, ботинками и…

— Ты что, голый?

— Слегка.

Шинни стянул с меня мятую-перемятую майку и надел на себя.

— Так намного уютнее. Вот чёрт, светает уже.

— Накройся одеялом с головой?

— Здесь только одно одеяло.

— Тогда я накроюсь тоже.

Нашёл его торчащие ребра снова. На ощупь — теперь уже в кромешной тьме.

— Андреас, в скольких барах мы побывали?

— Не помню, — я обнял его, сцепляя руки на спине. Сквозь мою майку его тело кажется трижды кукольным, дважды детским и… и беззащитно похищенным у его родителей. До холодной испарины между лопаток. — Но мой отпуск и правда начался прекрасно.

========== Глава 3 ==========

Утро началось скверно. Во-первых, началось оно около четырёх часов пополудни, с пулемётной очереди в голову. А во-вторых — снился… ой, не важно. Кисо, пошёл в жопу.

Я встал, хватаясь за щетинистые щёки, и попробовал найти в плававшем вокруг тумане ванную комнату. Ноги почему-то описали круг и привели меня обратно в постель.

— Эй, ты в порядке?

— Нет! — выдавил я, испугавшись. Выдавил страшным, охрипшим… Кхм, нет, я всё-таки не назвал бы это голосом. — Ты кто?! Здесь кто-то есть?

Чудо, неожиданно вынырнувшее из-под подушки, мне нежно улыбалось.

— Я пасхальный кроль. А ты кто?

— Не помню.

— А что помнишь?

— Помню корыто… наполненное ледяной водой. Помню, что в такие корыта надо погрузить башку, чтобы она всё вспомнила.

Он слез с кровати, помахивая небольшим пушистым серым хвостом (блядь, может, я всё-таки до сих пор не проснулся?!), выглядывавшим из-под мятой майки, и повёл меня к умывальнику.

— Наклоняйся.

— Куда?

Он не стал ничего объяснять и просто терпеливо сунул меня мордой в раковину. Открыл воду и отскочил. Я заорал как резаный.

Он по ошибке (точно по ошибке?) крутанул кран горячей воды.

Зато из висков вынулись тупые спицы, я вспомнил, сколько вчера выпил, сколько песен было спето под фонарными столбами, сколько раз мы прятались от ночного патруля под скамейками и за мусорными баками, сколько интимных гадостей я рассказал о своей подруге-сожительнице… и ни разу не попробовал схватить мальчишку за яйца.

— Шинни?

— Вижу, ты очухался.

— Шинни, мне так стыдно…

— Мне тоже.

— А тебе за что?

— За то, что я младше и выносливее, а не настоял на том, чтобы ты поменьше выпил.

Тут мне стало по-настоящему стыдно, и я поплёлся обратно в комнату.

— Поколение юных и наглых… да. Но ты скромный и…

— Кукла.

— Что?!

— Ты мне ночью все выболтал. Начиная со сборов в Стокгольме. Соболезную твоему Коту. Эрик… кажется, так его по-настоящему звать.

Мне надо вырвать язык.

Но я стою, в одних трусах и совершенно беспомощный, посреди отельного номера и не могу сопротивляться суровой действительности. У неё ясные и бесчувственные серо-голубые глаза, иногда почти зелёные, и твёрдый, красиво очерченный рот. Сумасшедшая ночка на Шинни совсем не сказалась. А я, похоже, слабею, дряхлею и сдаюсь годам. И его голос сейчас слышу точно как в ночном кошмаре.