Style is War (СИ)

Они закончили перепалку и вылезли из этого лилипутского швейцарского огорода. Я стиснул кулаки, намереваясь уйти туда, откуда припёрся, а именно в Стокгольм, но в последнюю секунду, перед встречей со сконфуженными серо-голубыми глазами, передумал. Поиграем в эту детскую игру по жестоким детским правилам.

Я вытрясу из тебя душу, Шинни.

========== Глава 5 ==========

Решение вызвать в Берлин Кота, сразу после вежливого прощания с детворой, было продиктовано исключительно стратегическими планами мести, а вовсе не распалённой похотью и желанием оттрахать от души всегда готовую и доступную плоть. Во всяком случае — так я себя в этом старательно убеждал, наливаясь в отельном баре пивом и виски с колой.

Кот прибыл оперативно — спустя четыре с половиной часа как я позвонил. А что в таких случаях полагается хорошей наложнице? Верно, пара моих яиц на ранний завтрак. Он привёз все три забытые мной сумки и обменял тупой красный мобильник на мой правильный потрёпанный мобильник. Славный мальчик. Долго облизывал свои толстые шлюшные губы, примеряясь к моей ширинке, словно забыл, как именно делал минет в последний раз. Я поставил его на колени посреди ванной, потому что не хотел осквернять его изрядно потасканным телом кровать, в которой спал с Шином. Он что-то долго возился с фальшивой пуговкой на моих трусах. Ну что там расстёгивать?! Если нужно просто потянуть вниз. Тупица.

— Долго ещё ждать? Соси.

— И ты не скажешь мне?.. — он взглянул на меня снизу вверх, длинные, густо накрашенные ресницы затрепетали. Боже ты мой, так вот почему он смирный тормоз, а не самовлюблённый козлик, по обыкновению: глаза — запредельно голубые, по-воловьи влажные и… накуренные. Какая прелесть. А травку небось у Йонаса стрельнул?

— О, конечно, Кисо. Скажу. Я соскучился по твоей бездонной глотке. И цыганским серьгам в ушах, таким же по диаметру, как твоя рабочая дырка. И по шее, которую так приятно тебе сворачивать, если ты сильно отвлекаешься и начинаешь пытаться думать. А теперь приступай.

Он зачем-то собирался что-то добавить. Но достаточно и того, что широко открыл рот. Я схватился его за голову и сам помог начать, толкнув вперёд, на член. Пухлые, будто силиконом раздутые губы машинально сомкнулись — хорошо отработанным движением. Кот причмокнул. Зажмурился, посасывая и слюнявя головку члена языком, при этом его чёртовы фальшивые ресницы царапнули мне кожу в паху, а я только побрил там всё! Раздражённо ударил его в затылок, он подавился, но намёк понял, ресницами не махал и засосал интенсивнее. Обнял меня одной рукой за оголённую задницу, поглаживал. Нежный какой, обходительный. Непривычный. Может, всегда его накуривать? Я сам закрыл глаза, ожидая, пока его рот принесёт мне больше удовольствия и лениво расшевелённая кровь утопит в мозгах все недавние мрачные мысли. Но что-то ни хрена не выходило. Не помогало. То есть так-то было приятно: я завёлся, и яйца отяжелели, и ноги чуть подкашивались… но не более того. На сцене, обозлённый моими грубостями, он и то лучше трудился — натруженными гитарой пальцами сквозь мои приспущенные штаны.

— Эрик? Хватит, прекрати.

— Ам-м… — он облизал мне член ещё раз, по инерции, чтоб был помокрее и лучше скользил, и привстал, стягивая с себя джинсы: узкие, блядские, в трёх местах протёртые, с крикливой золотой застёжкой на ремне. Ну хоть с одёжкой он как всегда, не меняется.

Но ты ошибся, наивный Котик. Анала сегодня тоже не получишь.

— Оденься, дебил. Я не хочу тебя.

— А? Ч-чего?! — зрачки, занимавшие половину его одурманенных глаз, наконец-то хоть немного сузились.

— В банк поедешь, карту мою заберёшь. Вот адрес. А я спать пошёл.

— Андреас! — мне показалось, он сейчас захнычет. А лучше б ударить хотел, оплеуху влепить. Или и то, и другое. А вместо этого — безумный, вконец отупевший взгляд, шевелящиеся ноздри, и губы раздулись, как парашют, выпущенный из ранца. И уже в третий раз я передумываю — нет, никаких косячков, его же в таком виде в рабство продадут, а он и не заметит. А Кангура — убить. Никому не сметь накуривать Кисо в моё отсутствие. Vilken j"avla otur^1, ну до чего же он сейчас дурак беспомощный.

— Прошу, надень нормальное лицо. С этим на люди выходить стыдно. И рому мне прикупи. И кусок мяса какого-нибудь. Можно сырого, только не вчерашнего.

Конечно, потом он очухается, сто раз прокрутит в памяти мой отказ и смертельно обидится. Столько народу хотело бы прыгнуть к нему в койку, столько нарциссизма он сам вложил в культ своей квазимодельной внешности… а я спокойно пинаю всё это в дерьмо. И обращаюсь с ним как с грязью. Но он сам захотел пресмыкаться у моих ног, сам спровоцировал моё презрение и скуку. Поищем виноватых или будем шевелить задницей, выполняя мой приказ? Надо же — второе.

Кисо подобрал сопли, затянул черт-те как болтавшийся ремень и поплёлся за моими деньгами. Я не прислушивался, сильно ли хлопала дверь: зарылся по уши в подушку, на которой накануне дрых Шинни.

*