Но все лишь мрачно покачивали головой, глядя на мои недвусмысленные ужимки. Никому не приходило в голову, что буквально у их носа разворачивается операция по захвату ценного экспоната, которого непременно закупорят в банке с формалином, если прямо сейчас же ничего не предпринять.
Никто даже и не удивился чрезвычайно быстро прибывшей бригаде, никто ни разу не возразил, когда, всех растолкав, они поспешно погрузили меня на свои носилки, а кто-то из товарищей даже оказал содействие, придержав мою брыкающуюся ногу. Один из фельдшеров напомнил мне лицом охранника на входе в Айсберг.
Постаравшись из последних сил хоть как-то обуздать свой пароксизм, я отчаянно стал сопротивляться моей транспортировке, но мое барахтанье было тут же усмирено фиксирующим ремнем. Никто из присутствующих не сомневался в том, что мне хотят помочь.
– Разо… кхм, разойдитесь, – распорядился ублюдок, провернувший план моего захвата, – ему нужна помощь.
Меня затащили в машину и повезли. Буквально на втором повороте я услышал пронесшийся мимо звук сирены другой бригады скорой помощи.
– Уф, еще бы немного, и не успели, – послышался облегченный баритон водителя, – пришлось бы объясняться.
– Да, – протянул сидящий рядом с ним, – оперативненько, однако. Надеюсь, не поднимут шумиху о нашем преждевременном прибытии.
– Исключено, – отрезал провокатор моего приступа, – наши вот-вот придут и все уладят, наши, кхм-кхм… придут, кхм, и все… Исключено. С внутренней стороны уладят. С внутренней. Главное, чтобы на публике не возникло недоразумений, главное. Но, кажется, все обошлось, кхм…
Меня продолжало трясти. Я прикладывал титанические усилия, чтобы противостоять тетаническим судорогам тела. Машину скорой то и дело точно так же потряхивало.
– Эй, – рявкнул дипломат, – ак…ак!.. Аккуратнее! Не картошку же везешь!
– Я аккуратно еду, – огрызнулся в ответ водитель, – это с трансмиссией что-то не в порядке. Не могли поновее машину напрокат взять?
– Эта из новых, – возразил дипломат, задумчиво разглядывая меня. Внезапно над его головой, в тон моей судороге, резко и со сдавленным скрежетом просела крыша.
– Быстро вколите ему диазепам… зепам! – взревел он напарникам, – надо купировать приступ, иначе он нам все тут разнесет!
Я ощутил холодное и грубое прикосновение к сгибу руки, и буря сейсмического волнения стала тихнуть и извиняющимся эхом растворяться, пока магнитуда моего телотрясения не упала до нуля. Мышцы обмякли, зрачки расфокусировались. Я рухнул во тьму, в загребущие объятия медикаметозной комы.
Глава 13. Личное пространство
Очнувшись, я продолжал держать глаза закрытыми. Частоту дыхания старался не менять. Ни рука, ни нога, буквально ни один волос на голове моей не шевельнулся, но, в то же время, я уже вовсю ощупывал площадь комнаты, брал на заметку контуры и приблизительный вес наполняющих её предметов, заглядывал под респираторные маски присутствующих мужчин и под подол халата находящихся здесь женщин. Взвесив на одной стороне весов мою физическую силу, а на другой – коэффициент массы, прочности и гибкости всех компонентов, лежащих в основе операционного стола, на котором лежал, вместе со скоростью реагирования хирургов и предположительной величиной их противоборствующих мне, в случае чего, усилий, я пришел к выводу, что обречен.
Терять было нечего. Мои глаза распахнулись, и тут же сощурились от резкого света прожекторов, что нависали над операционным столом. Все участки тела, которые могли использовать себя как рычаг, были зафиксированы ремнями. Возле меня стоял старый знакомый, герр Полкомайзер. Он неотрывно наблюдал за моим лицом.
– Доброе утро, – бодрым голосом воскликнул он, – как спалось?
– Слишком хорошо, чтобы позволить вам над этим издеваться, – разлепив пересохшие губы, произнес я, – но слишком нежданно, чтобы мне вас за это благодарить.
– Ты посмотри на него, он шутит, – изумился нейрохирург, обернувшись к остальным. Все они стояли в безмолвном напряжении, с профессиональной готовностью сведя руки перед собой в замок, – напугал студентов в институте, учинил беспорядок на автомагистрали, а сейчас лежит в преддверии самого знаменательного шага своей жизни и… шутит.
– В самом деле, для убедительных показаний мне стоило бы заплакать, – согласился я, взвешивая уровень своих внутренних резервов. Мозговые ресурсы были исчерпаны, в крови отсутствовала глюкоза, а печень требовала гликоген[32]
, схватив в заложники незаменимые аминокислоты. Витающих вокруг себя кладовок с запасами питательных веществ я точно так же не почувствовал. Я прибыл сюда совершенно пустым. И судя по их неизменившейся с прошлого раза униформе, они прекрасно догадывались, что на данный момент я истощен. А значит, и бессилен.– Жду не дождусь того момента, когда вам придется объясняться перед законом. Похищать людей и оперировать их против воли запрещено.
– Не могу не согласиться, – охотно поддакнул он, выставив перед собой ладони, – и даже не буду возражать. Но только до тех пор, пока мы не станем выяснять, что есть закон.