Подобрав под себя полу халата, он уселся на край операционного стола.
– Закон – это прежде всего способ урегулирования свободной деятельности граждан путем ущемлений, наказаний и запугиваний арестом. Ни для кого не секрет, что не чиновники правят людьми, а единственно их инструмент – закон. Именно он властвует над народом. И это правда, но лишь отчасти. По-настоящему управляют людьми лишь их страхи и другие подобные ему первобытные эмоции, на которые воздействует закон. Стоит ли мне напоминать род нашей деятельности? – пытливо уставившись на меня, спросил он, – ты не забыл, с чем мы работаем? И ведь ты помнишь, что в наших силах управлять сознанием людей. Менять их настроение, предпочтения, вносить свою лепту в их мораль. Все те, кто это в полной мере понимает, уже давно на нашей стороне. На стороне правителей. И конституционное право, в том числе, является одной из наших многочисленных марионеток, которая давным-давно прогибается под наши нужды, что мы, в свой черед, периодически делаем и для неё.
Он встал и стал натягивать на свои растрескавшиеся руки перчатки.
– Мы в силах изменить как закон, так и реакцию на него у любого отдельно взятого человека. Мы хотим процветания человеческого вида любой ценой, любыми жертвами. И ты нам в этом поможешь, хочешь ты этого или нет. Подготовьте инструментарий, – бросил он ассистентам.
– Прошу вас, не надо, – взмолился я, – найдите другой способ исследовать мою ткань! Я не хочу хирургических вмешательств!
– Какой способ? – скептически скривив рот, полюбопытствовал он, – у тебя есть предложения?
– Да какой угодно, ультразвуковая допплерография там или…как её… диффузионная спектральная томография, – поспешно начал перечислять я, – но только не цитологический анализ! Наверняка есть и получше методы диагностики!
– Лучше цитологического? – ужаснувшись, переспросил Полкомайзер, – да вы, товарищ, неуч. Что может быть лучше изучения клеток непосредственно под микроскопом?
– Я могу сам попытаться заглянуть внутрь себя и зарисовать все, что вижу, – вскричал я, – точно! Я ни одной детали не упущу!
– Это не слишком надежный метод, – отрезал он, почесав пушок своих секущихся волос на голове, – а я доверяю только старым и проверенным.
Внутри меня все заклокотало от страха и ярости. Ярости зажатой в угол жертвы, которой нечего терять. Я почувствовал, как мускулы разбухли от спасительного прилива крови, и, что было сил, выгнулся в дугу, упершись пятками и плечами в стол, надеясь разорвать опутавшие меня ремни. Попытался согнуть руки. Безрезультатно.
– Твари, – вырвалось у меня. Я ощутил, как глаза наливаются кровью, а самого меня переполняет бешенство и равнодушие к увечьям, что неизбежны в случае, если я всерьез предприму попытку выкарабкаться из всех этих ремней. – Я всех! Убью вас всех!
– Убьешь? – переспросил нейрохирург. – Боюсь, что для этого нужна скоординированность усилий, коей ты сейчас похвастаться не можешь, не так ли? В глазах не плывет? Видишь ли, какой бы сверхспособность у тебя не была, в ее направленности участвует теменная доля. Надо ли говорить, что мне хватило ума предварительно расстроить ее функционирование?.. – довольный собой, он демонстративно повращал пустым, явно недавно использованным шприцом и бросил его в раковину.
Не слушая его, я продолжал извиваться, хрипло рыча от образующихся ссадин и в некоторых местах разрывов кожи. Кровь уже сочилась со всех мест, где слабым ручейком, а где скапливаясь в канаве обширного кровоподтека. После того, как сухо щелкнул бицепс, что отозвалось невыносимо острой болью во всем теле, я бессильно обмяк и стал ненавидящим взглядом пожирать нейрохирурга. Я не мог поверить, что все закончится именно так.
– Прошу тебя, не порть всем праздник, – протянул нейрохирург, жестом отзывая санитаров, что уже было метнулись ко мне, – эта процедура никак не скажется на функциях твоего организма, и даже способности твои никуда не денутся.
К нему подвезли столик с хирургическим инструментарием. С нетерпеливым выражением лица он сдернул с него стерильную пеленку, и передо мной предстал во всем своем тускло отраженном свете малый операционный набор. Аккуратно разложенные на нем остроконечные шпатели, с бледно-металлическим окрасом желобоватые зонды, режущей элегантности пинцеты прилежно возлежали рядом с массивными кусачками Дальгрена, а с ними соседствовал внушительного размера молоток, а также ножницы с хищно загнутым концом и рашпиль, приготовленный для вычищения костных щепок. В сердце этого убийственного строя главенствовал решительно прямой и заостренный орбитокласт.
– Мы вынуждены прибегнуть к насильственным мерам за неимением твоего одобрения, – промолвил Полкомайзер, нежно проведя пальцем по орбитокласту, – придет время, и ты поймешь, а пока не дергайся, иначе я могу и промахнуться.