Субмарин

Мы подплываем ближе, и я наконец вижу, кто издает эти звуки. Это, конечно же, вовсе никакие не машины – это киты. Вернее, кашалоты. В школе мы так подробно изучали китов – и вымершие виды, и живущие ныне, – что ошибки быть не может.

Всего их трое, один гигантский, один помельче и один детеныш, все они внимательно нас рассматривают, пока мы подплываем всё ближе и ближе. Так же внимательно, как и мужчины, сидящие на их спинах в своего рода седлах, закрепленных на гигантских телах кашалотов при помощи плетеных ремней.

И тут я наконец понимаю: так вот кто такие Серые Всадники!

15

Когда мы приближаемся к кашалотам, мне становится не по себе. Эти животные больше грузовика, кожа у них как у слонов, а маленькие глазки на их огромных головах разглядывают нас с таким любопытством и вниманием, что я пугаюсь.

Мужчина, сидящий верхом на большом кашалоте, поднимает руку. Шрам-на-Подбородке перестает грести и приветствует его в такой манере, какую мне еще никогда не случалось видеть: она кладет правую руку на середину груди, потом поднимает ее выше, как бы рисуя полукруг так, чтобы тыльная сторона ладони коснулась лба, а потом поднимает руку вверх.

– Ты опоздала. – Резкие жесты мужчины говорят о его недовольстве. У него белесые волосы, на затылке заплетенные в косу.

– Да, это так, – признаёт Шрам-на-Подбородке. Затем она покорно склоняется – мы еще никогда не видели ее такой! – но не перед мужчиной с белесыми волосами, а перед юношей, оседлавшим самого маленького!

– Я привела вам Посредницу, о которой мы слышали, – говорит она и указывает на меня. – Вот она. Ее имя Пришла-Сверху, потому что большую часть своей жизни она прожила среди вдыхателей воздуха. Ей пришлось пожертвовать перепонками на руках, чтобы они приняли ее. Поэтому она плавает очень медленно, и мы опоздали.

Юноша никак не реагирует на ее приветствие и поклон, просто смотрит на нее не шевелясь. Должно быть, он ненамного старше меня, и я не понимаю, почему все взоры внезапно обращаются к нему.

Он кивает, когда Шрам-на-Подбородке заканчивает свой рассказ, а потом поворачивается ко мне.

Его взгляд пронзает меня. Я смотрю в его голубые глаза и читаю в них грусть, одиночество, меланхолию… и неприязнь. Мне слишком хорошо знаком этот взгляд. Он смотрит на меня и хочет, чтобы меня не было. Я понятия не имею почему, но, в чем бы ни было дело, меня этим не задеть. Я шесть лет выносила ядовитые взгляды Карильи Тоути и пропускала мимо ушей ее злобные выпады. Если я чему и научилась в Сихэвэне, так это жить вопреки неприятию.

Так что я спокойно выдерживаю его взгляд. Даже выпрямляю спину, чтобы он видел, что я его не боюсь. К тому же я Посредница. Ну, может быть. Что бы это ни означало.

В конце концов он сдается и первым отводит взгляд. После чего подает сигнал мужчине с бесцветными волосами.

– Мы рады приветствовать у нас Посредницу, – заявляет тот, обращаясь к Шрам-на-Подбородке. – Но кто этот мужчина?

Плавает-Быстро, похоже, не очень-то хочет, чтобы его представляла разведчица, и поднимает руки.

– Меня зовут Плавает-Быстро. Я разведчик племени Белый-Глаз и сопровождаю Посредницу для ее защиты.

– А Посредница нуждается в твоей защите? – интересуется наездник.

Тут Плавает-Быстро не сразу находит, что ответить, поэтому вмешиваюсь я.

– Да. Я не знаю всех опасностей моря, и поэтому мне нужна его защита.

Мужчина обменивается взглядами с юношей и снова кивает.

– Тогда будь нашим гостем и ты, Плавает-Быстро, – провозглашает он. – Мое имя Волосы-как-Пепел, и ты можешь ехать вместе со мной. – Затем он указывает на другого мужчину, оседлавшего кита поменьше и до сих пор не проронившего ни слова. – Шрам-на-Подбородке поедет вместе с Широким-Носом. Посреднице же подобает сопровождать принца.

Принца? Этот юноша, выходит, сын одиозного короля Серых Всадников, о котором говорила Шрам-на-Подбородке. Неплохое начало.

Принц. Что за глупости. Лет сто назад или около того на земле еще правили настоящие короли – то есть люди, которых другие люди считали таковыми, почему – нам сегодняшним уже не понять. Даже Австралией до народных восстаний правил король, который к тому же жил не на нашем континенте, а в Европе, в Англии, если я правильно помню.