Субмарины уходят в вечность

«Странно. Слишком уж быстро этот полумонах определил, что источником моего вдохновения и образцом для подражания является именно эта книга – “Записки о Галльской войне” Юлия Цезаря, – подумал Черчилль, глядя вслед Роберту Критсу. Он и сам считал себя неплохим психологом и добытчиком информации, однако способность его нового секретаря проникать во все тайны его человеческих и творческих устремлений порой приводили премьера в изумление. – И вообще, знать бы источники его инквизиторского всезнайства…»

Как только сэр Черчилль уединялся в своих коньячно-сигарных мечтаниях, немедленно появлялся Роберт Критс с одним и тем же арабским подносом, на котором неизменно находились «Записки о Галльской войне» Цезаря. Секретарь словно бы опасался того, что, увлекшись блужданием «пустынями прошлого», его патрон потеряет день или хотя бы несколько часов, которые должны, по его мнению, конечно же, должны быть посвящены творению книг.

Теперь Черчилль, конечно, привык к появлению писаний Цезаря везде, где бы он ни вознамерился уединиться (с дежурным томиком «Галлов» личный секретарь не расставался, как шулер – с колодой карт). Но когда «Записки о Галльской войне» явились ему впервые, он долго и упорно сверлил Критса взглядом, пытаясь понять, что происходит.

– Что-то еще? – вежливо поинтересовался тогда личный секретарь.

– Ничего, кроме одного: почему из всех книг, которые вы обнаружили в моей рабочей библиотеке, вы принесли мне именно эту?

– Вы ожидали увидеть на этом арабском подносе какую-то иную книгу? – «Цезаря» секретарь всегда доставлял ему покрытым желтой салфеткой, на подносе, словно некое запретное блюдо.

Впрочем, в этом ритуале «возвращения к перу» действительно все имело свой тайный смысл. Книгу древнеримского оратора и полководца он привез из военной экспедиции в Индию. Она принадлежала какому-то колониальному чиновнику, погибшему вместе со всей своей семьей во время нападения на его виллу отряда индусских повстанцев, а поднос он привез из Судана как подарок одного из шейхов, сыну которого Черчилль спас жизнь.

Да и появление в его кабинете Роберта Критса тоже связано было с военными приключениями Черчилля. Он взял его на службу к себе по совету редактора газеты «Морнинг пост», решившего, что Критс имеет право рассчитывать на нечто большее, нежели одна небольшая колонка «колониального» политического обозревателя в месяц. И Черчилль взял Критса в свою команду во время выборов в парламент. Это была своеобразная дань памяти, поскольку на Англо-бурской войне в Африке[109] он оказался с удостоверением военного корреспондента именно этой газеты.

– Вы не поняли меня, Критс. Я спросил, почему вы остановили свой выбор именно на Цезаре. Я никогда не брал «Галльскую войну» в вашем присутствии в руки, никогда не ссылался на нее и даже не упоминал о ней, – объяснил ему тогда премьер.

И это было правдой: Черчилль действительно никогда не притрагивался к «Галльской войне» Цезаря в присутствии кого бы то ни было и никогда публично не проявлял своего пристрастия к творениям этого оратора литературного слова и трибунного пера. Подражание Цезарю было его творческой тайной, которую он хранил, как тайну «золота тамплиеров».

– Потому что прежде чем внимательно прочесть вашу, сэр, шеститомную эпопею «Мальборо», книгу эссе «Мысли и приключения» и книгу исторических портретов «Великие современники», а также сборники ваших речей «Пока Англия спала» и «Шаг за шагом», я очень внимательно проштудировал «Записки о Галльской войне» Юлия Цезаря. Так уж случилось, что Цезарь и Наполеон превратились в моих кумиров задолго до того, как мне посчастливилось стать вашим личным секретарем, сэр. Но еще до того, как стать им, у меня появился третий кумир. Он вам известен.

– Тоже мечтали стать полководцем?

– Иезуитом, сэр. Уверен, что вам все известно о моем воспитании в иезуитском колледже в одной из наших бывших колоний, а затем учеба на богословском факультете в Риме, сэр.

Черчилль что-то проворчал-прочавкал в ответ и уже после того, как Критс решил, что разговор окончен, вдруг спросил:

– То, что редактор газеты «Морнинг пост», пользуясь моей романтической слабостью, подослал вас ко мне, – понятно: ему нужен был свой информатор в высших эшелонах власти. Но почему выбор пал именно на вас?

– Это мой выбор пал на него, сэр, как на единственного человека, с помощью которого я получал шанс оказаться рядом с вами.

– Почему именно со мной?

– Только потому, что с Цезарем и Наполеоном мы совершенно некстати разошлись во времени, сэр. И потом, мне очень хочется, чтобы вы стали великим писателем, достойным своего таланта и Нобелевской премии.

– Нобелевской?! Вы сказали: «Нобелевской премии»?! И это мне?! – долго и натужно, получахоточным смехом неисправимого курильщика, ухохатывался Черчилль, изливая таким образом на неудачливого прорицателя весь свой сарказм[110].