Субстанция времени

Таня увидела двух заброшенных детей в нищей одежде с чужого плеча, в огромных ботинках разного вида и размера и одной варежкой на двоих. Вера плотно заматывала куцую тряпку на шее брата и пыталась запихнуть обе его руки в единственную варежку, чтобы он не замерз. Её забота была такой естественной и такой жертвенной, что, казалось, ей никакой мороз не страшен. Этот мальчик защищен ею, как родной мамой, от всех невзгод. Его доверие и послушание к этой маленькой девочке безгранично. Крайне неудобная поза – две руки в одной варежке – никак не отразилась на их движении вперед. Несмотря на ужас происходящего, жизнь не выработала в этих детях обостренного инстинкта самосохранения или эгоизма, наоборот – наделила их добротой и самоотдачей сверх всякой меры. В тёмном подъезде среди обшарпанных стен, обитых лестниц, со страшной, всегда распахнутой в подвал, дверью, эти две серые фигурки как будто светились небесным сиянием. Комсомолка Таня, к своему ужасу, подумала: «Господи, спаси и сохрани их!»

Старый Новый год

Я бежала, как может бежать пятидесятилетняя девушка, занимавшаяся бегом в студенческие годы. Мне нужно было срочно встретиться у метро с подругой Оленькой и забрать у неё бальное платье для внучки, чтобы её латиноамериканский танец стал самым зажигательным и умопомрачительным на праздничном концерте. Потом мне требовалось пулей принестись в детский сад за этой козявкой и обрадовать её таким щедрым Тётиолиным подарком. Утирая пот, струящийся из-под шапки, я издали увидела Оленьку с пакетом, подплыла к ней как моторная лодка и, выхватив пакет, мазнув по щеке сопливым поцелуем и крикнув: «Тороплюсь, до детского сада далеко и к нему никак не подъедешь!», – скрылась за углом дома. Телефонный звонок дочери сбил меня на лету.

– Мусик, за Настей не ходи. Я её уже забрала, мы идем в гости к Кузякиным, а потом домой. Целу.

Я сбавила обороты, замедлила шаг, оглянулась вокруг и увидела летящий крупный снег, покрывающий весь мир около меня, и остановилась, потому что бежать уже было не нужно, а то, что колыхалось рядом, укутанное кружевными снежинками в глубокой тишине, несмотря на присутствие мегаполиса, заворожило меня до остатков глубины моей памяти. Сегодня Старый Новый год! Я вспомнила об этом, потому что остановилась… и увидела в сквере около детской площадки мигающую цветными огоньками еще не убранную ёлку и этот обыкновенный пейзаж, заземлившийся в настоящее время почти в каждом дворе, заметенный снегом, забросил меня на тридцать лет назад, в советский зимний вечер накануне Старого Нового 1987 года. Только в то время не было китайских ёлочных гирлянд на батарейках, никому и в голову бы не пришло сооружать во дворе мигающее чудо, но ёлочка на детской площадке была точно такого же размера, только не пластмассовая, а настоящая. Я купила мороженное, разорвала упаковку и лизнула белый шарик в вафельном стаканчике. Мои мысли теснились в черепной коробке и выплескивались наружу, а я пыталась обуздать их и даже приложила вафельный стаканчик ко лбу, чтобы отрезветь и успокоиться. Я живая. Я всё помню…

Этот день ничем не отличался от обычного рабочего дня, но в обеденный перерыв, заперев дверь на ключ, наш рабочий коллектив из пяти человек – три женщины, инженеры-конструкторы и двое мужчин, один начальник, второй его заместитель, – откупорили бутылку шампанского и закусили сухое Абрау-Дюрсо яблоками. Старый Новый год не отметить нельзя – святое дело. Поскольку день недели обозначался как вторник, директор приказал своему заму по хозяйственной части пробежаться по коридорам и лично проверить, чтобы все сотрудники ушли домой в 18.00 и никакого Старого Нового года, чтобы никто не отмечал. Когда начальник с замом без пятнадцати шесть наполнили рюмашки разведенным спиртом и, сжимая в руках по бутерброду с салом, предложили остальным присоединиться, раздался сначала рывок дверной ручки, а потом громкий стук в дверь со словами: «Откройте немедленно!!!»

Ни одна из дам не собиралась употреблять спирт, каждая торопилась встречать Старый Новый год в родном доме, кроме меня: я спешила на свидание с Юрой, с которым познакомилась лишь вчера в метро при грустных или скорее забавных обстоятельствах.