А вот это суждение – моё. Но ставлю точку, а не радостный восклицательный знак, потому что подозреваю, что и это суждение принадлежит А. Зиновьеву, который высказался осторожно, чтобы не попасть в антисемиты.
Амос Оз (этот мой выбор его кандидатуры среди тысяч не одобрил бы А. Зиновьев – есть гомососы получше; это моя протекция – есть на него зуб): «Ещё до того, как Ицхак Рабин был убит, обозначилось такое тайное разделение обязанностей: противники мира (! – М.Б.) и давители демократии (!! – М.Б.) господствуют в стране(!!! – М.Б.). Поборники мира (! – М.Б.) и защитники демократии (!! – М.Б.) сидят дома и хлопают в ладоши (!!! – М.Б.)».
Гомососами умирают.
Лист 20
Обвинение 29
Москва, год 1973, третье мая. По улице Чехова к площади Пушкина медленно идут пятеро. Часто смотрят на часы. Много курят. Говорят коротко:
– Работают чисто. – Не должны знать. – Слишком многим говорили. – Только в общем. – Напрасно. – Иначе нельзя. – А толку? – Поздно говорить. – До угла метров сто. – А там близко. – Ещё много времени. – Раньше нельзя. – Опоздают, и всё напрасно. – Могут придти раньше. – И с собой приведут. – Лучше раньше. – Тут не угадаешь. – Как будет. – Надо решать. – Останавливаться нельзя. – Идём, как шли.
Доходят до телефонной будки.
Один из пяти:
– Я позвоню.
Входит в будку, остальные рядом у открытой двери. Медленно достает монету, медленно набирает номер.
Говорит в трубку:
– Мама… возможно, буду занят… возможно, уеду на несколько дней… да так, дела… да, тогда она позвонит… целую…
Медленно вешает трубку, смотрит на часы, стоит в будке.
Один из пяти:
– Надо идти.
Пятеро идут. Не разговаривают. Только курят. Выходят к площади. Идут вместе, но уже каждый сам по себе. Ноги, кажется, не идут, но они продолжают идти. Всякие мысли улетучились. Глаза видят только то, что рядом, и не видят голубого неба.
Голоса-мнения:
Первый: «Провокаторы!»
Второй: «Нас мало, мы не должны рисковать!»
Третий: «Мы не можем ставить под удар алию!»
Четвёртый: «Сейчас не время!»
Пятый: «Если садиться, то за дело!»
Шестой: показывает на пальцах одной руки, сколько лет дадут.
Седьмой: показывает на пальцах двух рук.
Пятеро приближаются к витринам газеты "Известия". Быстро вынимают транспарант и растягивают на уровне груди. Сдвигаются плотнее. Вот они стоят лицом к площади.
Один из пяти тихо и весело:
– Состоялось!
Анализ упрощенный: Теперь ход кэгэбэ. Но хорошо отлаженная машина делает первый холостой ход. Топтуны мечутся в подворотне, хлопает ближайшая дверь.
Голоса-мнения:
Первый: «Сейчас это можно!»
Второй: «Работают на себя!»
Третий: «Можно подумать, что есть только пять героев!»
Четвёртый: «Там наград за это не выдают!»
Пятый: «Не согласен с такими действиями!»
Шестой: «Провокаторы!»
Седьмой: «Провокаторы!»
А через площадь уже спешат иностранные корреспонденты, по двое на каждого из пяти.
Несколькими днями раньше. Тёмный двор между домами. Ходят под руку жена одного из пяти и иностранный корреспондент. Она не знает, что за ними всегда наблюдают. Он знает это.
Она:
– Вы совсем забыли о нас.
Он:
– Мы всегда помним о вас.
Целует её.
Анализ упрощённый: А хорошо отлаженная машина продолжает делать холостые ходы.
Пятеро. Переговариваются. Что всё предусмотрели, чтобы не приписали общественные беспорядки: не препятствуют проезду транспорта, не мешают пешеходам, не нарушают работу учреждения. Что если нужно будет, припишут. Что не оказывать сопротивления. Что в сквере за кустами видна своя и на верхней галерее кинотеатра «Россия» виден свой, – увидеть их трудно, и спорят, она или не она, он или не он.
Топтуны. Приведённые корреспондентами и подтянутые с ближайших оперативных точек образуют полукруг перед пятью с транспарантом.
Корреспонденты. Перемешаны с топтунами. На тёмном их фоне выделяются светлыми брюками и плащами. Профессионалы и знатоки, умеющие ценить мгновение, они лишь теперь достают фотоаппараты.
Несколькими днями позже.
Корреспондент одному из пяти:
– Мы смотрели на вас со слезами на глазах.
Часом позже.
Свой:
– В «Известиях» открылись окна, и стали высовываться и смотреть вниз. Ещё бежали через площадь. А из углового магазина бежали продавцы в белом. На перекрестке появился регулировщик.
Своя:
– Когда они обступили, ничего не было видно. Сначала подумала – бьют.