Суд королевской скамьи

В уме он перевел чешские кроны в израильские фунты, расплатился по счету и двинулся по Карлову мосту над Влтавой; каждые несколько футов на его величественных каменных перилах высились статуи молчаливых святых.

Арони замедлил шаги, оказавшись в пределах района Старо Място, в Старом городе, ибо все тут было пронизано памятью — жалкие остатки тысячелетней еврейской жизни в Центральной Европе. Основание синагоги Староновой и кладбище с тринадцатью тысячами ныне потрескавшихся и замшелых памятников были заложены еще до времен Колумба.

Арони доводилось видеть старые еврейские кладбища в Польше, в России, в Румынии, запущенные и разрушенные. Наконец хоть здесь он увидел клочок святой земли.

Кладбища. Но сколько евреев нашли себе успокоение в безымянных горах костей, выросших рядом с лагерями уничтожения.

В Еврейском государственном музее хранилось несколько реликвий, оставшихся от полутора тысяч деревень и местечек, уничтоженных во время нацистской оккупации, и мрачным напоминанием стояли стены синагоги Пинхас.

Так перечитывай же эти названия, Арони. Читай их снова и снова... Терезин, Берген-Бельзен, Аушвиц, Гливице, Майданек, Собибор, Гросс-Розен„Треблиика, Лодзь, Дахау, Бабий Яр, Бухенвальд„Штутгоф, Розен- бург, Равенсбрюк, Маутхаузен, Дора, Нойенгамме, Хелмно, Заксенхаузен, Рига, Тростянец и другие места, где погибал его народ.

Семьдесят семь тысяч имен погибших на стенах синагоги. И слова: «ЛЮДИ, БУДЬТЕ БДИТЕЛЬНЫ!»

Арони вернулся в отель к шести часам. Как он и предполагал, Иржи Линка уже ждал его в холле. Они обменялись рукопожатием и отправились в бар.

Иржи Линка был полицейским, евреем-полицейским. Он весьма походил на карикатурное изображение полицейского из-за железного занавеса. Арони заказал пльзенского, а Линка — рюмку сливовицы.

— Как давно ты не был в Праге, Арони?

— Почти четыре года.

— Все изменилось, не так ли?

Они перешли на чешский, один из десяти языков, которыми владел Арони.

— Как долго ваши друзья в Москве еще позволят вам радоваться жизни?

— Чушь. Мы прогрессивная советская страна.

Арони только хмыкнул, и на его лице появилась сеть морщинок.

— Сегодня стоял на Карловом мосту и смотрел на реку... Катценбах.

Линка притих, когда Арони вспомнил американца, члена Еврейского объединенного комитета помощи, чья миссия заключалась в содействии евреям. Его труп был найден в реке.

— Первым делом они возьмутся за евреев, — сказал Арони, — а потом за чехов. Вы видели слишком много преимуществ Запада. Предупреждаю вас, что не пройдет и года, как русская армия будет в Праге.

Линка хихикнул.

— А я думал, что ты ушел на покой. Может быть, на этот раз ты прибыл на курорт, чтобы принимать грязевые ванны.

— Я здесь по особому делу. Мне нужно увидеться с Бриником.

Линка сжал губы и пожал плечами при упоминании имени главы тайной полиции. Арони был одним из лучших в своем деле и никогда не позволял себе глупостей. За все те годы, что он посещал Чехословакию, он был согласен получать содействие по общепринятым каналам.

— И я должен увидеть его сегодня вечером.

— Я думаю, что его нет в стране.

— Тогда завтра я уеду. У меня нет времени ходить вокруг и около.

— Может быть, ты согласился бы поговорить с кем-то еще?

— Только с Браником. Я буду ждать у себя в номере.

— Он встал и вышел.

Линка побарабанил пальцами по столу, допил свою сливовицу, нахлобучил шляпу и торопливо вышел на площадь. Сев за руль своей маленькой «шкоды», он рванул с места, направляясь в штаб-квартиру тайной полиции.

15

Первым из мужчин на свидетельское место был приглашен Моше Бар-Тов. В движениях его ощущалась решительность, хотя он явно неловко чувствовал себя в новом костюме. Он кивнул Абрахаму Кэди и Шоукроссу и бросил враждебный взгляд на Адама Кельно, который не отвел глаз. Выглядел Кельно утомленным; в первый раз стало заметно, что он очень устал.

Моше Бар-Тов был первым, кого удалось найти Арони, и именно он вывел Арони на остальных.

— Прежде чем данный свидетель будет приведен к присяге, — сказы Энтони Гилрой, обращаясь к представителям прессы, — я должен выразить свое глубокое огорчение и сожаление в связи с сообщением, поступившим из Иерусалима, где в одной из газет описывалась женщина-свидетельница, сорока с небольшим лет, с двумя приемными детьми, изящного телосложения, бывшая уроженка Триеста. И жителям Иерусалима, которые, как я предполагаю, внимательно следят за ходом этого процесса, нетрудно будет опознать данную леди. Я решительно настаиваю, чтобы пресса воздержалась от любого рода описаний свидетелей.

Израильский журналист, к которому прямо относился упрек, не поднимая глаз, погрузился в свои записи.

— Доктор Либерман, вы по-прежнему находитесь под присягой и можете продолжать переводить показания на иврите.

Допрос проводил Брендон О'Коннор, пока Баннистер сидел на своем месте в позе мраморной статуи, тем не менее внимательно наблюдая за происходящим.

— Ваше имя, сэр?

— Моше Бар-Тов.

— И ваш адрес?

— Киббутц Эйн-Гев в Галилейской долине, Израиль.

— Это нечто вроде коллективного хозяйства, бывшая ферма?

— Да, на несколько сотен семей.