Суд в Нюрнберге. Советский Cоюз и Международный военный трибунал

Руденко не смог заставить Фриче подтвердить его московские признания и тогда предъявил в качестве доказательств отрывки из радиопередач Фриче, чтобы установить его роль в подготовке к войне. Не пытался ли Фриче в своей речи в августе 1939 года убедить немецкий народ, что необходимо напасть на Польшу? – спросил Руденко. Фриче настаивал, что это Польша вынудила Гитлера действовать. Затем он добавил, что «был очень удовлетворен», читая вскоре затем в советской прессе, что советское правительство согласилось с его интерпретацией. Впоследствии Тейлор назвал руденковскую стратегию допроса безрассудной, учитывая, что к тому моменту все знали о советско-германском сговоре против Польши. (Разумеется, эту стратегию Руденко выбрал не сам; такой подход задала комиссия Вышинского.) Касаясь темы военных планов Германии, Руденко спросил Фриче о взаимодействии его министерства с МИД Германии, которое опубликовало «Белую книгу», где операция «Барбаросса» характеризовалась как превентивное нападение. Фриче признал, что доказательства «Белой книги» были «недостаточны». Тем не менее он заявил, что поверил им, потому что для Германии было бы «абсурдно» начинать войну против Советского Союза, уже воюя с западными державами[1163].

Чтобы опровергнуть заявления Фриче, будто он не призывал немецкий народ к насилию, Руденко представил показания трех высокопоставленных немецких офицеров: генерал-фельдмаршала Фердинанда Шёрнера, вице-адмирала Ханса-Эрика Фосса и генерал-лейтенанта Райнера Штаэля. Все трое (как и Фриче) были в списке военных преступников, которых Молотов и Вышинский изначально предлагали отправить в Нюрнберг; они все еще находились в заключении в Москве[1164]. Фосс, бывший флотский офицер связи в гитлеровской ставке, показал, что Фриче возбуждал ярость в немцах после поражения в Сталинграде, рассказывая о советских планах уничтожения немецкой нации. Штаэль, один из самых безжалостных генералов Гитлера, подтвердил эти слова и заявил, что Фриче призывал немецких солдат совершать зверства против советских мирных жителей. Шёрнер, главнокомандующий сухопутными войсками на финальном этапе войны (начало мая 1945 года) и одно время начальник Национал-социалистического штаба оперативного руководства сухопутных сил вермахта (март 1944 года), утверждал, что Фриче в своих радиопередачах намеренно обманывал немецкий народ. Фриче объявил эти показания «нонсенсом». Его адвокат указал, что эти утверждения наполнены советским жаргоном, намекнув, что сомневается в их аутентичности[1165].

Международная пресса слабо освещала руденковский допрос Фриче. С другой стороны, советские газеты пространно цитировали признания Фриче и показания офицеров[1166]. Хотя советское обвинение столкнулось в Нюрнберге с трудностями, Москва благодаря тотальной цензуре печати могла контролировать сюжеты, распространяемые среди советского населения. Возможно, это несколько утешало советских руководителей, которые готовились к предстоящей схватке.

В субботу 29 июня, когда завершилась защита Фриче, судья Лоуренс объявил, что с утра понедельника Трибунал начнет заслушивать показания трех свидетелей защиты и трех советских свидетелей по катынскому эпизоду. Он объяснил, что Трибунал ограничивает количество свидетелей и не будет рассматривать никаких других доказательств с обеих сторон, потому что Катынь – «второстепенный факт», и ей не следует уделять слишком много времени[1167]. Горшенин послал Лозовскому в Москву срочную телеграмму, прося его организовать немедленную доставку советских свидетелей из Берлина в Нюрнберг на военном самолете[1168]. Схватка за Катынь приближалась.

Ил. 43. Лев Смирнов представлял советское обвинение в судебной схватке за Катынь. 1945–1946 годы. Источник: Американский мемориальный музей Холокоста. Предоставлено Национальной администрацией архивов и записей, Колледж-парк