Суд в Нюрнберге. Советский Cоюз и Международный военный трибунал

Советские власти продолжали посылать юристов и дипломатов для участия в международных организациях, нацеленных на защиту мира, безопасности и международного права, но все яснее понимали, что эти организации могут стать форумами для критики или вмешательства в политику Москвы в Восточной Европе. Их застали врасплох в середине июня, когда Экономический и Социальный Совет ООН предложил включить в мирные договоры, составляемые министрами иностранных дел союзных держав в Париже, пункты, гарантирующие права человека. Советский юрист Николай Орлов ответил, что бывшие европейские страны Оси «должны подготовиться к человеческим свободам, прежде чем их получат»[1147]. Советские власти устанавливали марионеточные режимы в Румынии, Венгрии и Болгарии. Они не хотели, чтобы кто-либо указывал им, что и как делать.

* * *

Выступления свидетелей защиты подходили к концу, а советская сторона все еще пыталась разобраться в возможностях и опасностях международного права. Во время немецкой оккупации Сталин и Молотов предвкушали пропагандистскую ценность особого международного трибунала для суда над бывшими нацистскими вождями, надеясь привлечь внимание мира к гигантским военным потерям СССР и обосновать советские требования репараций. Даже когда вопрос репараций зажил своей отдельной политической жизнью, СССР продолжал призывать к созыву трибунала, воображая его инструментом окончательного утверждения в роли мировой державы. После долгих трудов Советский Союз достиг этой цели в Нюрнберге. Но все пошло не по советскому плану. Подсудимые и их защитники постоянно поднимали вопрос, не виновны ли сами советские руководители и организации в военных преступлениях и преступлениях против мира. Зайдль и другие адвокаты защиты – похоже, с ведома судей из западных стран-союзников – оглашали в зале суда тайную историю советско-германского сотрудничества. Также они при помощи прессы выставляли действия СССР на суд мирового общественного мнения. Советские руководители познали на горьком опыте, что даже те международные институты, которые они сами помогли организовать, могут быть использованы против них. А Катынь тем временем уже нависала в виде очередной угрозы.

Глава 12 Катынская схватка

Заместитель министра иностранных дел Соломон Лозовский, глава Советского информационного бюро, был опытным пропагандистом. Он направлял советскую печатную кампанию во время войны, обрабатывая поступающую с фронтов информацию. Лозовский умел обращаться со словами и обладал непревзойденным чувством юмора. Американская фотокорреспондентка Маргарет Бурк-Уайт, бывшая в Москве во время жестоких бомбардировок лета 1941 года, позже писала о его непринужденном общении с иностранными корреспондентами: «Он был остроумен и находчив и всегда имел наготове шутку, когда вопросы журналистов становились слишком откровенными». Он особенно любил развенчивать немецкую пропаганду. Бурк-Уайт вспоминала: «С наибольшим удовольствием он опровергал заявления немцев и называл их „очередной ложью с фабрики сплетен“»[1148].

На протяжении всей войны ежедневные сводки Лозовского регулярно появлялись в советских радиопередачах, а также передавались в отредактированном виде западной прессе[1149]. Ходили слухи, что Лозовский и глава нацистской пропаганды Йозеф Геббельс тщательно изучают официальные сообщения друг друга, пытаясь читать между строк. Участие Лозовского в войне далеко не ограничивалось прессой. Он сыграл важную роль в создании Чрезвычайной государственной комиссии и был одним из главных организаторов Еврейского антифашистского комитета, который распространял за границей доказательства немецких зверств и собирал пожертвования для Красной армии[1150].

Лозовский слишком хорошо знал, что советские представители в Нюрнберге сражаются на пропагандистском фронте, как и то, что самая опасная из стоящих перед ними пропагандистских проблем – Катынь. Он активно участвовал в первоначальной советской операции информационного прикрытия и курировал кампанию в прессе по распространению советской версии событий. Именно Лозовский организовал железнодорожную экскурсию западных корреспондентов в Катынский лес в январе 1944 года[1151]. Катынская «увеселительная поездка» послужила тестовым прогоном доказательных материалов и свидетельских показаний, включенных в отчет Бурденко. Пресса приняла советские доказательства за чистую монету и тем вселила в советских руководителей уверенность, что эти убийства можно будет вменить в вину нацистам перед МВТ[1152]. После победы союзников Лозовский считал, что советскому нарративу о Катыни больше ничего не угрожает. Эта была лишь последняя из советских иллюзий, рухнувших в Нюрнберге. С того дня, как Трибунал удовлетворил ходатайство защиты о том, чтобы разрешить свидетельские показания о Катыни, Лозовский напряженно ждал начала этих слушаний[1153].

* * *