В четверг 8 августа обвинение наконец получило возможность отчасти вернуть себе контроль над процессом. Британцы вызвали Вольфрама Зиверса, который возглавлял нацистский исследовательский институт (СС-Аненербе, или Институт изучения наследия предков). Весной, давая показания одной из четырехсторонних комиссий, Зиверс заявил, что не знал об экспериментах Рашера над заключенными концлагерей. После этого британцы получили документы из архива Гиммлера, из которых открылось, что Зиверс лгал, и Трибунал согласился допросить его в суде повторно. Зиверс, прозванный в международной прессе «нацистской синей бородой» (за яростное выражение лица и чернильно-черную бороду), на свидетельской трибуне не выказал никаких эмоций[1270]
. Он смотрел прямо перед собой, даже когда Элвин-Джонс предъявил дневник Зиверса с записями об исследованиях вакцин, изучении свертываемости крови и попытках замораживать и оттаивать живых людей. Элвин-Джонс заставил Зиверса признать, что ученые, проводившие эти эксперименты в Дахау, были эсэсовцами; затем, опираясь на другие доказательства, Элвин-Джонс связал этих ученых с Герингом, который возглавлял Научный совет Рейха. Элвин-Джонс также допросил Зиверса о его участии в добыче черепов «еврейско-большевистских комиссаров» для нацистских исследований, а в ответ на его отрицание предъявил переписку между Гиммлером и Эйхманом, где Зиверс упоминался как посредник[1271]. Главные советские газеты дословно напечатали длинные выдержки из показаний Зиверса. Комментарии были излишни; ужасающие подробности говорили сами за себя.Утром 8 августа, прибыв во Дворец юстиции, советский юрист Полторак сразу заметил, что в зале суда было больше американских солдат и офицеров, чем обычно. Американский военный министр Роберт П. Паттерсон в окружении нескольких генералов занимал главное место на галерее для посетителей. Следующей подсудимой организацией был Генеральный штаб и Верховное командование вермахта – и дело против них вызывало множество споров[1272]
.Полторак знал, что перед Руденко и его сотрудниками стоит трудная задача. Сталин требовал обвинительных приговоров для всех организаций, но особенно хотел, чтобы военными преступниками объявили германских военачальников. Советские руководители полагали, что Генеральный штаб и Верховное командование не меньше Гитлера виновны в разрушениях, оставленных в Советском Союзе. Они считали, что обвинительный приговор заложит основу для наказания более ста фельдмаршалов и генералов – а иначе все они были вне досягаемости, в американских и британских тюрьмах – и послужит препятствием к возрождению немецкого милитаризма. Проблема заключалась в том, что приговор кадровым военным за ведение войны был радикальной идеей. Многие американские политики и военачальники выступали против этой части дела, тревожась о том, как она повлияет на будущие войны[1273]
. Тейлор, выступавший американским обвинителем в этой части дела, несомненно, вспоминал об этом всякий раз, когда кидал взгляд на галерею для посетителей.В последующие несколько дней защита в лице Ханса Латернзера (бывший функционер НСДАП и офицер вермахта) вызвала свидетелями трех самых видных фельдмаршалов нацистской Германии. Вальтер фон Браухич служил главнокомандующим сухопутными силами вермахта с февраля 1939 по декабрь 1941 года; Герд фон Рунштедт командовал группой армий «Юг» во время вторжений в Польшу и Советский Союз; Эрих фон Манштейн служил начальником штаба у Рунштедта. Эти трое имели между собой много общего. Все они происходили из офицерских семей и воевали в Первой мировой войне. Они сделали успешные карьеры задолго до прихода нацистов к власти. Каждый из них, взойдя на свидетельскую трибуну для дачи показаний, излучал спокойную уверенность в себе[1274]
.Эти трое также держались одной и той же линии защиты. Во-первых, они подчеркивали, что военные слабо влияли на Гитлера. Манштейн рассказал суду, что Гитлер пренебрегал своими генералами и командирами, принимая все важные военные решения; Браухич сказал то же самое и, кроме того, заявил, что никто из немецких генералов не играл никакой политической роли. Во-вторых, они повторили уже всем известный аргумент, будто войны Германии с 1939 по 1945 год были «превентивными» и «оборонительными». Браухич придал особый поворот рассказу о превентивной войне в контексте операции «Барбаросса»: согласно его показаниям, Гитлер заверил его, будто советская власть крайне непопулярна и местное население будет приветствовать немецкие войска.