Все находили утешение в том факте, что осталась только одна организация – СА. Ее защита началась в середине того же дня. В первые годы Гитлера у власти СА печально прославилась как жестокое парамилитарное войско, но потеряла свое влияние в 1934 году, когда ее руководители были убиты по приказу Гитлера в ходе так называемой «Ночи длинных ножей». Адвокат СА Георг Бём теперь доказывал, будто эта организация даже в годы своей высшей активности была в первую очередь спортивным клубом. Его первый свидетель, Франц Бок из Главного штаба СА, отверг мнение обвинителей, что спорт служил лишь средством для более зловещих целей. По словам Бока, СА практиковала муштру, чтобы выглядеть дисциплинированной, «как все спортивные организации», и проводила тренировки, аналогичные олимпийскому пятиборью. Бём не пытался оспорить обвинение в том, что СА в 1933–1934 годах недолгое время охраняла концлагеря, но его следующий свидетель, Вернер Шефер (бывший комендант лагеря в Ораниенбурге), настаивал, что заключенные жили в «гуманных и достойных» условиях и ситуация ухудшилась только тогда, когда управление лагерями перешло к СС[1281]
.Остаток недели свидетели СА продолжали давать показания, а советская сторона планировала свой эндшпиль. Обвинители должны были произнести вторую серию речей, завершающих дело организаций. В четверг 15 августа Горшенин послал из Нюрнберга черновик руденковской речи в Париж Вышинскому. Через пять дней Вышинский вернул документ со своими пометками. Многие из его правок относились только к выбору слов: например, он повсюду заменил «партийных товарищей» на «членов Фашистской партии». Вышинский также зачеркнул строку, в которой нацисты критиковались за запрет других политических партий в Германии. Это могло напомнить о действительности в его родной стране. В других правках больше подчеркивались определенные аспекты преступлений организаций – например, выделялась роль гестапо «в уничтожении евреев»[1282]
. Работа над речью Руденко только начиналась. В последующие дни Горшенин переслал экземпляры текста на изучение Сталину, Жданову и другим руководителям партии[1283].В четверг 20 августа Дворец юстиции ненадолго вновь оживился, как в первые дни процесса: на свидетельскую трибуну опять взошел Геринг. Трибунал позволил ему ответить на обвинение в причастности к медицинским экспериментам над заключенными в Дахау. Со скучающим незаинтересованным видом он признал, что учредил Научный совет Рейха для проведения научных исследований, «отвечающих потребностям войны». Но он отрицал, что участвовал в экспериментах над заключенными и что даже знал о них. Он отрицал также, что Гитлер наделил его какими-либо полномочиями по части планирования бактериологической войны, о которой упоминал генерал Шрайбер. Когда Максуэлл-Файф заявил, что такие исследования не могли проводиться без утверждения Герингом, тот с невероятной скромностью ответил, что был лишь декоративной фигурой[1284]
.Возвращение Геринга, казалось, вновь оживило всю защиту. В следующие несколько дней защитники организаций представили новые документальные свидетельства с дополнительными обвинениями против СССР. Бём попытался приобщить к защите СА письменные показания немецкого политика Арнольда Рехберга, но Покровский объявил их очередной фашистской провокацией. Рехберг указывал, что в 1930-х годах в СА «проникли» более 20 тысяч коммунистов, за которыми стояла Москва, и именно они спровоцировали поворот СА к насилию. Покровский напомнил Трибуналу, что Рехберг – известный источник «антисоветских выдумок». Судьи поддержали Покровского[1285]
. Маленькая стопка письменных показаний в защиту Генерального штаба и Верховного командования у Латернзера ставила еще бо́льшую проблему перед советским обвинением. В этих показаниях оспаривались документы Чрезвычайной государственной комиссии и утверждалось, что это якобы советские, а не немецкие войска грабили, громили и разрушали главные культурные и религиозные памятники в Ленинграде, Новгороде и других городах (в том числе усадьбу Льва Толстого в Ясной Поляне под Тулой). Руденко был захвачен врасплох и даже не попытался оспорить эти показания. Поэтому они вошли в протоколы суда и на десятилетия стали питать спекуляции о том, СССР или Германия виновны в этих разрушительных действиях[1286].