Читаем Суданские хроники полностью

Аския Мухаммед-Гао послал к Махмуду аския-альфу Букара-Ланбаро и хи-коя. Когда оба приехали к паше, тот принял их приветствием и почтением, разбил для них шатер, расстелил им ковер и оказал им обоим гостеприимство. Они оставались у него три дня, потом он облачил их в прекрасные одежды и осыпал подарками. И послал он аскии то, что послал, и написал ему, предлагая ему приехать самому; он поклялся аскии в полной безопасности и советовал ему поторопиться и поспешить с прибытием; а он-де, [Махмуд], ждет только его приезда, и он спешит, собираясь возвратиться. Те двое вернулись к аскии с письмом паши Махмуда. Аския прочел его, а аския-альфа стал его уговаривать поехать и побуждал его к этому, но он обманул аскию, скрыв от него, что паша Махмуд поклялся на списке [Корана], что аскии у него будет лишь защита Аллаха (а не гарантии самого паши. — Л. К.). Говорят, что паша посвятил аския-альфу во все свои тайны и сделал его другом и доверенным, а тот продал ему аскию Мухаммеда-Гао; и пообещал ему Махмуд [всякие] вещи, буде он найдет предлог для прибытия аскии к паше. Семь дней спустя после приезда аския-альфы от Махмуда аския собрал людей Сонгай посоветоваться с ними и объявил им, что он наутро уезжает из-за благоприятного ответа Махмуда-паши. Но никто из них не сказал ни “нет”, ни “да”. Тогда хи-кой сказал аскии: “Ты не видел Махмуда и не знаешь его. Его видели только я и аския-альфа. И я о нем не думаю [ничего], кроме худого. Он для нас не пропустил ничего из [знаков] почтения и любезности, он целовал наши головы, сам приносил нам еду и прислуживал нам, приносил нам /160/ воду и стоял с нею пред нами, пока мы не кончали есть. Но когда я увидел это, то понял с уверенностью, что у него целью — ты, ты, только ты! Не уезжай! Ведь если ты не согласишься и поедешь, то, клянусь Аллахом, не вернешься никогда! Это — то, что я тебе напомнил”. Аския обернулся к аския-альфе и оказал: “Что ты окажешь, о факих?” И тот ответил: “Клянусь Аллахом, я с его стороны ожидаю лишь добра и верности обещанию!” Аския промолчал, и все общество разошлось по своим жилищам.

Когда же наступило утро, аския ударил в барабан и сел на коня с теми, кто был с ним вместе, и с аския-альфой. А его брат, аския Сулейман и часть его людей сбежали от него в ставку [паши], явились к Махмуду, изъявили ему покорность и поселились у него в лагере, а Махмуд пожаловал им шатер; но аския Мухаммед-Гао не заметил того. И отправился Мухаммед-Гао со всем своим войском, наряженный в различные одежды, пока не дошел до середины пути. С ним были канфари Махмуд ибн Аския Исмаил и бенга-фарма Тумане-Дарфана. Канфари Махмуд нагнал аскию, сошел со своего коня и сказал: “Выслушай мой совет и мое предостережение и последуй моим словам; ведь я тебе честный и надежный советник!” Аския сказал ему: “Что ты мне рекомендуешь, от чего предостерегаешь и что советуешь?” И тот ответил: “Раз ты решился на выезд и тебя толкает на это смелость, поезжай ты один, и последуют за тобой сорок всадников. И ты увидишь от Махмуда то, что увидишь. Если же он тебя захватит, то это — решение Аллаха и воля его. А если хочешь, то ты сиди, а пойду я, и [пойдут] все из Курмины; если он нас схватит — такова наша судьба, но ты останешься невредим и спасешься ты и те, кто с тобой. Это лучше, чем если пойдем мы все, малые и старые, попадем в руки врагам, и они нас истребят, и мы погибнем разом в одном месте и станем следом, заметным [лишь] глазу. Это мои слова!”

Аския обернулся к своему катибу, упомянутому аския-альфе, и сказал ему: “А ты что скажешь? /161/ Потому что мне его слова эти кажутся верными...” Но аския-альфа Букар ответил: “Не спрашивай меня, а решай по своему усмотрению. Ведь уже много было речей — против и за, но то не подобает достоинству государя...” И аския немного постоял, потом по-ехал прямо вперед — его опередило то, что опередило, из веления Аллаха. Канфари Махмуд сел на коня и последовал за ним. Они шли, но прошло лишь немного [времени], как повстречались с каидом ал-Харруши, а с ним было тридцать конников из числа спахиев. Когда они встретились с ними, каид ал-Харруши и его спутники бросились на сонгаев, помчались к месту их нахождения, ударили на них, потом соскочили на землю, отдали почести аскии, дали залп в его честь, говоря: “Бисмиллах, бисмиллах! О аския Мухаммед! Радуемся тебе и приветствует тебя паша!” Затем они сели на коней, и на них напали некоторые царевичи, играя с ними подобным же образом. Потом ал-Харруши и его люди поскакали обратно в свой лагерь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Шахнаме. Том 1
Шахнаме. Том 1

Поэма Фирдоуси «Шахнаме» — героическая эпопея иранских народов, классическое произведение и национальная гордость литератур: персидской — современного Ирана и таджикской —  Таджикистана, а также значительной части ираноязычных народов современного Афганистана. Глубоко национальная по содержанию и форме, поэма Фирдоуси была символом единства иранских народов в тяжелые века феодальной раздробленности и иноземного гнета, знаменем борьбы за независимость, за национальные язык и культуру, за освобождение народов от тирании. Гуманизм и народность поэмы Фирдоуси, своеобразно сочетающиеся с естественными для памятников раннего средневековья феодально-аристократическими тенденциями, ее высокие художественные достоинства сделали ее одним из наиболее значительных и широко известных классических произведений мировой литературы.

Абулькасим Фирдоуси , Цецилия Бенциановна Бану

Древневосточная литература / Древние книги
Эрос за китайской стеной
Эрос за китайской стеной

«Китайский эрос» представляет собой явление, редкое в мировой и беспрецедентное в отечественной литературе. В этом научно художественном сборнике, подготовленном высококвалифицированными синологами, всесторонне освещена сексуальная теория и практика традиционного Китая. Основу книги составляют тщательно сделанные, научно прокомментированные и богато иллюстрированные переводы важнейших эротологических трактатов и классических образцов эротической прозы Срединного государства, сопровождаемые серией статей о проблемах пола, любви и секса в китайской философии, религиозной мысли, обыденном сознании, художественной литературе и изобразительном искусстве. Чрезвычайно рационалистичные представления древних китайцев о половых отношениях вытекают из религиозно-философского понимания мира как арены борьбы женской (инь) и мужской (ян) силы и ориентированы в конечном счете не на наслаждение, а на достижение здоровья и долголетия с помощью весьма изощренных сексуальных приемов.

Дмитрий Николаевич Воскресенский , Ланьлинский насмешник , Мэнчу Лин , Пу Сунлин , Фэн Мэнлун

Семейные отношения, секс / Древневосточная литература / Романы / Образовательная литература / Эро литература / Древние книги