В любом случае следовало разузнать о его судьбе, прежде чем покинуть Хуршу. Мали имела право знать, что сталось с ее мужем. Тщетно гадать, что сталось с близким человеком, – самый тяжкий жребий, Сали это поняла, когда разыскивала Веточку. Она представила выражение лица Мали, когда они вернутся без ее возлюбленного мужа, без отца ее нерожденного ребенка. Она, словно наяву, увидела, как скорбь искажает и уродует сестру. Радость покинет Мали навеки. И будет только хуже, когда Сали объяснит, почему они вернулись без Даэвона.
Ребенок, да. Девочка, может быть, мальчик. Сали надеялась быть рядом до конца. Что, если ребенок возненавидит родную тетку, когда узнает, что она бросила Даэвона и обрекла его на смерть или рабство? С таким бременем нельзя жить…
Сали открыла глаза. Она взглянула на нос, где капитан Лэ Хуань Ци Тирапут Кунгль управлял общим хором, по мере того как с разных концов судна долетали сигналы, сообщавшие о готовности. Сали бросилась к нему, отпихивая матросов.
– Остановите баржу!
Капитан повернулся и нахмурился.
– В чем дело?
– Остановите баржу, – сказала Сали.
Свежеприжженная рана на груди так и вопила от боли. Она снова разошлась и кровоточила.
– Невозможно, друг мой.
«Хана» продолжала двигаться. Тогда Сали развернула кнут.
– Я повторю это еще один раз, а затем мы перестанем быть друзьями. Останови баржу.
Глава 40. Пленник
Цзянь очнулся, услышав негромкие голоса. Он моргнул и сначала ничего не увидел. По лицу стекал пот. Дышать было жарко, все тело чесалось. Что случилось? Где он? Как всегда с ним случалось от страха, Цзянь замер. Время шло. Вокруг слышалось неразборчивое бормотание; одни голоса звучали высоко, другие низко, но все они явно были мужскими.
Наконец Цзянь явственно расслышал:
– По-моему, он не похож…
– Ты уверен, что мы поймали кого надо?
– «Мы»? Тебя вообще там не было, когда мы его схватили.
– Ты тоже ничего не делал, Шумо, только придержал дверь!
– По крайней мере, я был там, а не пересчитывал белье на корабле!
Тут Цзянь все вспомнил. Сначала его ударили в живот – это было скорее неожиданно, чем больно, – а потом усыпили сон-травой. В глотке по-прежнему ощущался холодок. Пот струился по лицу и капал с подбородка. Цзянь осторожно подергал скрученные за спиной запястья. Не собираются ли его пытать? Он надеялся, что нет. Цзянь впервые оказался в плену и был уверен, что не выдержит пыток. Какая досада. Про него и так ходили нелестные слухи. Репутации героя конец, если станет известно, что от небольших страданий он сломался, как бумажный веер на ветру. Цзянь сам не знал, отчего его в ту минуту заботила собственная репутация, но тем не менее.
– Он очнулся? Я видел, как он пошевелился.
– Сними с него капюшон.
– Сам сними.
Спор стал оживленнее, а шепот – громче. Спорщики неизбежно пришли к заключению, что кто-то должен рискнуть и открыть Цзяню лицо.
– Это сделает Мика. Мика что угодно может.
– Да, Мика, давай.
– Ми-ка, Ми-ка! – запели голоса.
Судя по всему, они принадлежали юношам возраста Цзяня и даже младше.
– Ладно, слабаки, – буркнул Мика. – Если наставник узнает, надеюсь, он спустит шкуру с вас, а не с меня.
– Ми-ка, Ми-ка! – продолжали распевать остальные.
Дощатый пол заскрипел под тяжелыми шагами.
Где его держали? По-прежнему в Бантуне? Цзянь чувствовал, что качается вверх-вниз, больше кренясь в одну сторону. Поерзав, он понял, что стул, к которому он привязан, прикреплен к полу. Тогда Цзянь догадался, что находится на корабле. Сердце у него лихорадочно заколотилось, дышать стало еще труднее; юношу вновь охватил ужас. Сколько времени он пролежал без памяти? Если он на корабле, плывущем по Юканю, похитители могли увезти его очень далеко!
Слева на лицо пленника упала тень. Кто-то сдернул с его головы мешок. Цзянь зажмурился, когда в лицо ему ударил прохладный воздух. Прикусив губу, он попытался подавить страх, затем моргнул, отвел глаза от света и с опаской поднял голову.
Цзянь увидел лица, полные столь же неподдельного удивления и ужаса. Вокруг толпились мальчишки и смотрели на Цзяня, как испуганные оленята. Большинству вряд ли сравнялось двенадцать лет, только несколько ребят были на вид ровесниками Цзяня. Никто из них еще не нуждался в бритве.
Судя по поношенным, грубым красно-белым одеяниям, это были послушники. Одеяния драпировались по-разному – очевидно, в зависимости от ранга. Младшие смотрели на Цзяня с благоговейным трепетом, ребята постарше недоверчиво, с омерзением и негодованием. Читавшееся на их лицах отвращение было оскорбительно. Впрочем, Цзянь уже привык к чужому разочарованию.
Несколько мальчишек упали на колени и стали униженно кланяться. Цзянь покраснел.
Он растерялся, потому что не понимал, чего от него хотят эти адепты Тяньди. С одной стороны, они ему поклонялись, что было приятно. С другой – они его похитили. Как это понимать?